Я полагаю, что его душа в аду, мадонна.

Я знаю, что его душа в раю, дурак.

Мадонна, только круглый дурак может грустить о том, что душа его брата в раю. – Люди, уберите отсюда это глупое существо!

Мальволио, что вы скажете о нашем шуте? Он, кажется, начинает исправляться.

Еще бы! Теперь он все время будет исправляться, пока смерть не пришибет его. Старость только умным вредит, а дуракам она на пользу.

Дай тебе бог, сударь, скоропостижно состариться и стать полезным дураком. Сэр Тоби побьется об заклад, что я не лисица; но он и двумя пенсами не поручится, что ты не болван.

Что вы теперь скажете, Мальволио?

Не могу понять, как ваша милость терпит этого пустоголового мерзавца: недавно на моих глазах он спасовал перед обыкновенным ярмарочным шутом, безмозглым, как бревно. Видите, он сразу и онемел. Когда вы не смеетесь и не поощряете его, он двух слов связать не может. По-моему, умники, которые хихикают над остротами таких завзятых дураков, сами не лучше балаганных фигляров.

Мальволио, у вас больное самолюбие: оно не переваривает шуток. Человек благородный, чистосердечный и непредубежденный считает такие остроты безвредными горошинами, а вам они кажутся пушечными ядрами. Домашний шут не может оскорбить, даже если он над всем издевается, так же как истинно разумный человек не может издеваться, даже если он все осуждает.

Да ниспошлет тебе Меркурий умение складно врать[15] в награду за твое доброе слово о шутах.

Входит Мария.

Сударыня, какой-то молодой человек у ворот очень хочет вас видеть.

От герцога Орсино, вероятно?

Не знаю, сударыня. Красивый юноша, и свита у него не маленькая.

А кто его не пропускает?

Ваш родственник, сударыня, сэр Тоби.

Уведите его оттуда, пожалуйста: вечно он несет всякую чепуху. Просто стыдно за него!

Мария уходит.

Пойдите вы, Мальволио. Если это посланец герцога, то я больна или меня нет дома – все что угодно, только спровадьте его.

Мальволио уходит.

Теперь ты сам видишь, сударь, что твои шутки обросли бородой и никого не смешат.

Ты так заступалась за нас, мадонна, словно твоему старшему сыну на роду написано быть дурачком. Желаю тебе, чтобы Юпитер не поскупился на мозги для его черепа, а то у одного из твоих родственников – вот и он, кстати! – pia mater[16] совсем размягчилась.

Входит сэр Тоби.

Честное слово, он уже успел выпить! Дядя, кто это там у ворот?

Дворянин.

Дворянин? Какой дворянин?

Этот дворянин… (Икает.) А будь она неладна, эта маринованная селедка! – Как дела, дурень?

Достойный сэр Тоби!

Дядя, дядя, еще совсем рано, а вы уже дошли до такого неподобия!

Преподобия? Плевал я на преподобие! Пускай себе стоит у ворот!

Да кто же там, наконец?

Хоть сам черт, если ему так нравится, мне-то что? Уж кто-кто, а я врать не стану. Да что с вами разговаривать! (Уходит.)

Дурак, на кого похож пьяный?

На утопленника, дурака и сумасшедшего: с одного лишнего глотка он дуреет, со второго – сходит с ума, с третьего – идет ко дну.

Пойди-ка и приведи пристава, пусть освидетельствует тело моего дядюшки: он в третьей степени опьянения, значит, уже утонул. Присмотри за ним.

Нет, мадонна, пока что он еще только спятил; придется дураку присмотреть за сумасшедшим. (Уходит.)

Входит Мальволио.

Сударыня, этот молодой человек хочет видеть вас во что бы то ни стало. Я сказал, что вы больны; он ответил, что знает и именно поэтому хочет вас видеть. Я сказал, что вы спите; это он тоже предугадал, и как раз поэтому ему особенно нужно вас видеть. Что ему ответить, сударыня? Его не собьешь никакими отговорками.