В настоящее время у нас нет методов общения с кем-либо в таком состоянии, и, помогая этому человеку, мы следуем его внутренним переживаниям. Поскольку мы неспособны общаться с ним напрямую, никто никогда не бывает действительно уверен в отношении желаний коматозного человека. Это приводит к еще большему стрессу и страданию для всех. Усовершенствованная подготовка должна включать специальные методы, направленные на чуткое общение с человеком в этом слишком часто встречающемся состоянии. Нас ободряли положительные отзывы специалистов по уходу, успешно применявших наши методы работы с комой.

Появление хосписов на дому напомнило нам о возможности создания более теплой, более интимной среды для людей на последних стадиях жизни, многие из которых могут в какой-то момент впадать в кому. Специалисты хосписа предлагают ласковую поддержку и заботу; тем не менее члены семьи и друзья могут быть не готовы к ситуации хосписа на дому и бояться ее. Большинство из нас не привыкли быть с людьми, находящимися в коматозных состояниях или на пороге смерти. Если вы помогаете близкому человеку, находящемуся в коме, то вдобавок к медицинским проблемам вы также должны бороться с настойчивыми личными тревогами вроде чувства страха и неуверенности в отношении нахождения с кем-то, кто пребывает в коме, возможно, сами страдая из-за того, что близкий вам человек «завис» так надолго. Вас могут напрягать даже элементарные вопросы: «Следует ли мне оставаться в комнате все время?», «Пробудится ли она когда-нибудь?», «Как я могу общаться с ним сейчас, когда он так далеко?», «Может ли человек меня слышать?», «Как мне быть с возможной смертью этого человека, которого я люблю?»

Мы размышляем о незаконченных отношениях, религиозных верованиях, семейных узах и расставаниях, надеждах на выздоровление или избавлении от боли. БÓльшая часть наших душевных страданий происходит от того, что мы не знаем, что переживает человек в коме.

Процессуально-ориентированная точка зрения на коматозные состояния состоит в том, что они обусловливаются механическими и химическими проблемами и что они отражают глубокие измененные состояния сознания, в которых человек проходит через потенциально значимые внутренние переживания. Мы рассматриваем коматозного человека не исключительно с точки зрения патологии – что человек болен и должен быть исцелен, – но с феноменологической точки зрения. То есть мы наблюдаем и пытаемся помогать внутренним переживаниям человека. Люди действуют не просто как машины, которые могут ломаться и нуждаться в ремонте; люди полны возможностей роста во всех состояниях сознания – даже вплоть до момента смерти, а возможно, и после него. Некоторые люди в коме могут бессознательно искать возможность идти глубоко внутрь без помех повседневной жизни или необходимости соотноситься с ней. В работе с комой мы исходим из того, что, если сердце еще бьется, нам следует делать попытку общаться и не исключать возможности установления контакта с этими малоизвестными уголками жизни.

Люди в коме неизбежно ценят помощь кого-то, кто способен общаться с ними особым образом и кто с любовью помогает им следовать внутренним переживаниям и разворачивать их. Работа с комой дает возможность коматозным людям общаться с тем, кто им помогает, если они этого хотят, и иметь свое мнение в решениях, касающихся ухода за ними.

Я вспоминаю особенно трогательный случай, о котором рассказывал мне Арни. Он работал с шестилетним европейским мальчиком, который страдал от опухоли мозга и впал в кому. Предполагалось, что мальчик очень скоро умрет. Арни использовал разработанные им специальные методы коммуникации, чтобы задавать мальчику вопросы и получать ответы «да» или «нет». Арни заметил, что кожа щек мальчика иногда сильно краснела. Арни установил систему общения: когда щеки мальчика сильно краснели, это означало «да». Когда изменения цвета не было, ответ был «нет». Он задавал мальчику ряд простых детских вопросов: