― Кому всем? Тебе и... ― снова играю в тупую молчанку. Но на этот раз уже от того, что крыть мне просто нечем. ― Санёк, ― если я заведена как пружина, Даня спокоен словно античный бог. ― Давай сыграем в игру? Правда и действие называется.

― Правда или действие.

― А у нас будет "и". Правила простые: отвечаешь на вопрос честно и за мной действие, ― рывком притягивают меня ближе, впериваясь взглядом и понижая голос. ― Ты ведь соврала, когда сказала, что всё в прошлом, верно? На самом деле ты в меня до сих пор влюблена.

По позвоночнику пробегает липкий озноб, а поперёк горла застревает ком. Признание, уже много лет сидящее глубоко внутри, успело настолько срастить с сущностью, что отпустить его на волю оказывается слишком сложно.

Но Шмелёву на это плевать.

― Молчание ― знак согласия? ― продолжал напирать он. ― Я же и так знаю, что да, так чего отпираться?

― Если знаешь, зачем спрашиваешь?

― Потому что хочу услышать это от тебя. Да или нет?

― Это неважно. Потому что ничего не меняет.

― Да или нет, Горошек? ДА или НЕТ?! ― встряхивают меня как тряпичную куклу и я не выдерживаю.

― Да, да, да! ― выплёвываю автоматной очередью. И зарабатываю тишину. Чего он смотрит так, будто удивлён? Не ожидал, что сознаюсь? ― Доволен? Горд собой? Не бойся, я знаю, что это никогда не было взаимно и ни на что не претендую. Так что давай обойдёмся без заезженных клише в стиле: "Прости, дело совсем не в тебе, а во мне". Обещаю, я как-нибудь это переживу.

Шмелёв выслушивает тираду поразительно хладнокровно.

― Всё сказала?

― Всё.

― Полегчало?

― Не особо, если честно.

― Сочувствую. Потому, что дальше будет не легче, ― перехватив меня за затылок, его губы накрывают мои, впиваясь долгожданным, но обескураживающим поцелуем.