― Да нет. Уже точно не ребёнок. Ты не забываешь об этом напоминать, щеголяя по квартире в чём мать родила.

― И тебе это не нравится?

Ха. Вопрос с подковыркой.

― Догадайся с трёх раз. Сань, я всё-таки парень, и у всего есть пределы.

Включая мои буйные фантазии, распаляющиеся совсем не к месту после её дефиле.

― Да, ты прав. И у меня тоже есть пределы!

Прежде чем успеваю съехидничать, меня притягивают мокрыми руками за шею и...

Эээ...

Целуют?!

***

Я вот щас чё-то нихрена не понял. Прям слышу, как заводские мозговые настройки, скрипя раздолбанными шестеренками, летят к чёрту.

Робкие, но настойчивые губы Сани мнут мои, а я...

А я жёстко туплю, не понимая: что делать. Соблазн ответить есть, и большой, но...

КАКОГО, МАТЬ ЕГО ЧЁРТА!?

Может, она под чем-то?

Спихнуть всё на алкашку и неокрепший юный организм было бы прям очень к месту, только вот бухлом вообще не пахнет.

И другим ничем тоже не пахнет. Ничем, кроме земляничного шлейфа духов. Так что нет, целует Саша меня по трезваку, но что ещё хуже ― чувствую, как начинаю сдаваться.

На инстинктах, похоти, азарте и хрен знает на чём ещё, но уже приоткрываю рот, собираясь запустить язык туда, куда не следует, однако спасение приходит откуда не ждали.

Вздрагиваю, отстраняясь и маша укушенной конечностью. Несильно, но в реальность возвращает на раз-два.

― Совсем офонарел!? ― шикаю на крутящуюся рядом псину. ― Что за прикол такой: вечно цапать?

― Он просто гулять хочет, ― Санёк тушуется. Вжимает голову в плечи, виновато прячет глаза, тянет мокрые рукава.

Что, уже сама пожалела, что учудила?

Очень надеюсь. Потому что в одиночку мучиться угрызениями совести я не собираюсь. Да и вообще... надо бы покурить.

― Мойся, ― бросаю ей через плечо, выталкивая пса в коридор. ― Пошли, дьявольское нечто. И только попробуй ещё раз зубы распустить, сточу наждачкой под корень.

Накидываю на себя ветровку, влезаю в новые кроссы и с поводком наперевес иду к лифту, который ещё не успел уехать по другому вызову.

Спускаемся вниз, выходя на ночную улицу. По сравнению с ванной, где за секунды стало настолько душно, что запотело зеркало, здесь в меру ветренно и свежо.

Женский парфюм выбивается быстро, а вот с фантомными покалываниями на губах даже ветер ничего способен сделать.

Что ж, факт-то очевиден: я полагал, робкие безответные чувства Саньки остались далеко в прошлом, но, судя по всему, дела обстоят многим хуже. Что сильно усложняет... абсолютно всё.

И что теперь?

Нужно ведь всё как-то пресечь. Дать понять, что взаимности никогда не было и не будет. Что она для меня всегда была как сестра, пусть и не родная, а сестёр трахать...

Ну, такого фетиша за мной не наблюдается.

Сижу, словно маньяк в засаде, на лавке за кустами, разглядывая тлеющий уголёк сигареты, зажатый между пальцев. Спущенный с поводка доберман гадит где-то в полумраке, а я... репетирую речь.

Херня получается. Даже в голове слышится фальшь. Сложно заверять кого-то о том, что ты его не привлекаешь как девушка, если у тебя на этого человека нет-нет, да стоит.

Блин, я не знаю.

Сашка симпатичная, глупо это отрицать. Да и похотливые рожи, что сегодня в клубе пасли её, лишнее подтверждение тому, что от смешной и нескладной школьницы, что бегала за мной хвостиком, не осталось и следа, но, мать вашу за ногу...

Я никогда не рассматривал её как кого-то большего. В памяти настолько отпечаталась та девочка из детства, что сложно признать очевидное: девочка эта выросла и способна вызывать теперь далеко не только братские чувства.

Бляха-муха! Но проблема-то вся в том, что того, что она ждёт я тоже не могу ей дать! А использовать ради удовлетворения не собираюсь. Мне потом ещё в глаза её матери смотреть.