– Здравствуйте! Это я! Вы меня встречаете! – радостно обратилась она к шоферу на немецком.

– Наташа! – воскликнул человек. – Ах, Наташа!

Девушке показалось, что она слышит голос Зигфрида. И вообще… Встречающий был очень похож на ее жениха – и ростом, и всем обликом. Только волосы седые.

– Вы – папа Зигфрида, верно? – догадалась она.

– Да, это так. Поедем, девочка.

– А Зигфрид? Где он? Он здоров? – спрашивала Наташа, стараясь успеть за быстро шагающим к парковке будущим свекром.

– Сейчас приедем домой, и ты все узнаешь, – ответил отец.

Что-то кольнуло ее в сердце. Чуть-чуть.

– Зигфрид заболел, да? – спросила она снова, но ответа не дождалась. Может быть, отец не услышал ее вопрос?

Машина быстро и почти бесшумно мчалась, приближаясь к отчему дому ее любимого. Скоро все само откроется. Надо спокойно ехать и молчать, раз ей не отвечают. Она стала смотреть по сторонам на домики, садики, газончики. Красиво все выглядело, ухоженно, добротно. Но все-таки гораздо приятнее было бы ехать мимо всей этой красоты с Зигфридом.

Они подъехали к большой эффектной вилле с садом дивной красоты. Ворота сами собой открылись, пропуская хозяйское авто.

Наташа вышла, ожидая, что вот теперь уж наверняка к ней выйдет Зигфрид. Даже если болен, все равно вый дет. Он такой. Упрямый и сильный.

Но Зигфрид не вышел. На пороге дома появилась статная женщина с измученным лицом, невероятно похожая на Наташиного жениха. Ясно, что мама. Отец с матерью провели ее в дом, усадили за огромный стол в гостиной и только тогда сообщили все. Зигфрида больше не было на этом свете. Он перестал существовать. Разбился в горах уже на спуске с вершины, почти перед самым завершением своего заключительного путешествия в горы.

– Он много раз говорил, что это его последнее восхождение. Оно и стало последним, – повторяла несчастная мать.

Она не плакала. Глаза ее лихорадочно блестели, губы потрескались. Но голос почти не прерывался. Только говорила она очень медленно, словно переводя дух перед каждым словом.

– Мы не стали тебе сообщать заранее. Думали, так лучше. Зигфрид очень любил тебя и уважал. Мы одобряли его выбор. И сейчас… Нам хотелось, чтобы ты подольше побыла в неведении. Каждый день неведения – это лишнее время твоего безоблачного счастья. Как бы ты летела к нам, если бы знала, что летишь не на встречу с женихом, а на его похороны? – объяснял их молчание отец.

Наверное, они были по-своему правы. Выдержка их железная поражала. Правда, Наташа тоже не плакала. Она, конечно, верила тому, что рассказывали ей родители Зигфрида. Понимала, что сын их действительно разбился в горах. Понимала, верила… И – не понимала и не верила! Единственное, что она осознавала как данность: они не поженятся с Зигфридом. И больше никогда не увидятся. Никогда-никогда. Если только в ее снах. Но разве это считается? Кстати, она не была уверена, что, если бы ей сообщили о гибели жениха, когда она была еще дома, в Москве, у нее хватило бы сил прилететь сюда. Мало того. Даже если бы Лутц (так звали отца Зигфрида) сказал ей о трагедии в аэропорту, она вряд ли нашла бы в себе силы ехать в их дом. Скорее всего, тут же поменяла бы обратный билет и улетела домой, к своим. Дома легче зализывать раны. Стены помогают, воздух помогает, все вокруг словно окутывает тебя в незримый кокон, смягчая удар.

Так что – правильно они все рассчитали. Если смотреть с точки зрения красоты траурной церемонии, людской молвы и былинной мощи страстей. Похороны состоялись на следующий день. Наряд для Наташи был уже готов. Вместо белого платья с белой кисейной фатой – черный костюм по фигуре и маленькая шляпка-таблетка с густой черной вуалью. Родители позаботились обо всем.