Потом придет дежурный редактор и снимет с первой половину уже чистых материалов, чтобы поставить другие. Их спешно читают в гранках и шлют на правку. Потом одновременно являются третья и четвертая. Потом – опять вторая. И так – весь вечер.

А очень часто случается, что часикам к девяти, когда почти все готово и корректура соображает, в какое кино она еще успеет, вдруг по телетайпу приходит известие о запуске космонавтов. Половина первой полосы спешно набирается заново, и лишь в полночь Лариса выводит дрожащей рукой слова: «В печать. Л. Н.»

Так что Лариса стала разбирать гранки сама, хотя это, собственно, обязанность Людмилы. Но Людмила опаздывает, и Лариса злобно вычисляет, не повел ли ее Кологрив пить кастрюльный кофе.

Является Марианна. Она не бросается на помощь Ларисе, а идет к зеркалу рисовать себе глаза. И она совершенно права – разбирать гранки не ее обязанность. Опытным оком Лариса замечает в ее сумке увесистый фолиант. Нет сомнений, что бывшая соперница намерена его освоить в рабочее время.

Лариса жалуется ей на Людмилу. Марианна соглашается.

Появляется Зоя и сразу же хватается за телефон. Лариса вздыхает – ей не удается держать подчиненных в ежовых рукавицах. Телефонной педагогикой Зоя готова заниматься чуть ли не весь день и еще обижается, если ей не дают разговаривать больше сорока минут.

Но на этот раз педагогика не затягивается. Лариса жалуется Зое на Людмилу. Зоя соглашается. Так уж повелось, что последняя опоздавшая из четверки наталкивается на каменную солидарность коллег, даже если они и опередили ее на пять секунд ровно.

Время идет, из секретариата звонят и торопят, поэтому Лариса сразу сажает Зою и Марианну читать гранки. А через четверть часа, когда Ларисе уже надоело демонстративно изнывать от безделья, врывается Людмила.

ЛЮДМИЛА. Бдиха Берестова на дежурство прибыла!

Встречает ее тяжелый взгляд Ларисы, который Берестова относит за счет опоздания. И ей кажется, что выработанная раньше метода смягчения Ларисы сегодня тоже сработает.

ЛЮДМИЛА. Ой, дура я безмозглая, балда я бестолковая, ой, ведь знала же, что просплю, ой, ведь могла же позвонить, ой, вот дура, вот идиотка, ну, просто дура ненормальная!

Обычно ей удавалось этаким монологом рассмешить Ларису. Но сейчас та молчит и явно ждет продолжения. Людмила, скисая, пытается себя честить на чем свет стоит. Наконец Лариса, сжалившись, сурово говорит ей, что вот гора гранок, и Людмила с облегчением за них хватается.

И покатился обычный день, в котором все вперемешку – ругань с секретариатом, ругань с цехом, фактические ошибки в оригиналах, капризы начальства, телефонные звонки и прочая белиберда.

Но на сей раз все это пролетало как бы мимо Ларисы.

Работала она спокойно, споро и толково, но мысленно все возвращалась к своему ночному видению. Да еще Людмилина физиономия действовала на нервы – и в результате план, небрежно и лихо сочиненный пестрым демоном, стал обретать реальность.

План был подходящий, да только сомнительный. Лариса, числясь в корректурской табели о рангах женщиной деловой, все еще не избавилась от робости и неуверенности. План же требовал активности и отваги, которых в нужную минуту могло и не хватить. Лариса прекрасно это понимала, и все же… Да, совершенно по-женски она одновременно признавалась в собственном бессилии и крутила телефонный диск. Трубку не брали, она ворчала и через полчаса снова звонила. Но звонила она не Соймонову.

Настало время перекусить. И стало ясно Ларисе, по какому такому совпадению Кологрив попадал в буфет одновременно с корректурой. Разумеется, он оказался в очереди рядом с Людмилой, а та вся разулыбалась, хоть и молча – видно, Кологрив хорошо ее вышколил по части конспирации.