– Присаживайся.

Джеймс указал сыну на кресло.

– Думаю, это тебе пить еще рано.

Малкольм улыбнулся. На столе появился графин с апельсиновым соком и белая салфетка. На салфетку легли два скальпеля в пластиковой упаковке, ватные шарики, перекись водорода, маленькое блюдце и секундомер.

Малкольм с интересом и тревогой наблюдал за приготовлениями отца. Особенно его озадачили новенькие скальпели. Мальчик решил, что отец все расскажет и покажет сам. Он перевернул один из стаканов и налил себе сок.

– Тебе налить? – спросил Малкольм.

– Не откажусь, – ответил Джеймс с улыбкой.

Он отошел к окну, собираясь с мыслями. Малкольм отпил сок и поставил стакан. Мужчина молча смотрел в окно.

– Папа, – сказал Малкольм. – Ты меня пугаешь.

– Извини, сын.

Джеймс сел на второе кресло возле журнального столика, отхлебнул сок и шумно его проглотил.

– Я не знаю с чего начать, поэтому начну с вопроса, – сказал он. – Малкольм, ты мне доверяешь?

Джеймс сделал ударение на слове «доверяешь». Малкольм удивленно смотрел на отца. Он никогда не задумывался, над этим вопросом раньше, и теперь, не отрывал взгляд от его лица и медленно качал головой.

– Да, – сказал Малкольм, растягивая слова. – Папа.

– Тогда лучше один раз показать, чем сто раз рассказывать.

Джеймс пропитал ватный шарик перекисью водорода и протер им руки, особенно большой палец своей левой руки. Затем он положил шарик на салфетку и вскрыл упаковку скальпеля. На долю секунды лезвие коснулось пальца. Малкольм вздрогнул от неожиданности. На подушечке выступила кровь и медленно потекла на ладонь. Джеймс запустил секундомер.

Недоумение на лице мальчика росло. Он задавал себе простой вопрос, зачем отец это делает. Малкольм предполагал, что с ним снова будут разговаривать о случае возле магазина, но вместо этого он смотрел, как завороженный, на палец отца. Кровь перестала течь. Она стала темнеть, засыхая на вытянутом пальце.

Джеймс выключил секундомер и повернул его к сыну. Мальчик недоуменно смотрел на циферблат. Цифры замерли на отметке сто сорок восемь секунд. Мужчина взял вату и осторожно протер руку и палец. Он старался не касаться пореза.

– Как часто ты резал пальцы, Малкольм?

Мальчик посмотрел на свои руки. Он помнил, что когда они с отцом строили бумажные модели самолетов и кораблей, точно резал пальцы, но почему-то эти воспоминания не оставили ярких картин в памяти.

– Не помню, папа, – ответил он честно. – Наверное, часто.

Он разглядывал пальцы своих рук, без единого шрама, и не понимал, куда клонит отец. Джеймс пододвинул к сыну запакованный скальпель.

– Сможешь порезать большой палец, как я? – спросил он, понимая, что его просьба звучит странно. Мальчик испуганно и удивленно смотрел на отца.

– Зачем?

– Если честно, я знаю, каков будет результат, но я бы хотел, чтобы его увидел ты.

– Если я порежу палец, у меня пойдет кровь!

Джеймс постучал по секундомеру.

– Как долго будет идти кровь? – спросил он.

Малкольма озадачивал разговор. Он спешно пытался вспомнить те моменты, когда случайно резал пальцы бумагой или другим острым предметом. Он помнил вид своей крови. Сразу после пореза ему хотелось затолкать палец в рот. Когда он доставал палец изо рта пореза уже не было. Он вспомнил, как жгло руку, когда его полоснул ножом Грэг. Когда они с сестрой добрались до дома, рана исчезла. О происшествии напоминал рваный рукав, испачканный кровью.

Малкольм долго смотрел на скальпель и палец отца.

– Вот еще один фокус, – сказал мужчина. – Его ты повторить не сможешь.

Он надавил на свой палец. Мальчик видел, как разрезанная кожа вновь разошлась, и кровь опять выступила на пальце. Одна капля упала на блюдце красной кляксой.