– Может, пудрятся? – предположила директриса, доедая последнюю галету. – Скажите доктору Гиллеспи, пусть осмотрит всех троих. В среду девочкам подавать обед для комитета, они очень этого ждут.

– Ещё Марджори разбила любимую куклу Присси, и та обругала её грязной… Нет, не буду повторять, дорогуша, вам это не понравится. В школе недовольны Мэри. Передали со старшими записку, что она делает много ошибок и дерзит в ответ на замечания. Учитель арифметики сомневается, что она сдаст экзамен, – и гувернантка, питавшая искреннюю приязнь к Мэри Хиггинс, жизнелюбивой и обаятельной особе десяти с половиной лет, огорчённо вздохнула.

– Что ж, мисс Гриммет, Присси – лошадка с норовом, но каждому Господь уготовил свой щит и меч. Да и Мэри небезнадёжна, а то, что у неё есть характер, только плюс, а никак не минус. А как там Лиззи? Что-то девочка опять замкнулась в себе.

– Да всё этот школьный хор, будь он неладен, – всплеснула руками гувернантка. – Опять к ним на прослушивание какой-то важный индюк из Совета графства заявился. Выставили её перед всем классом и петь заставили. Ну, она и брык, как обычно, в обморок. То ли притворяется, то ли что, поди, проверь. Счастья своего не понимает, глупышка.

– Счастье счастью рознь, мисс Гриммет. Одна из главных жизненных задач – понять, кто ты и чего ты не хочешь. Чего нам хотеть, с детства за нас решают другие люди, и с течением лет мы либо счастливо следуем выбранному за нас маршруту, либо находим в себе мужество избрать собственный. А вот если мы всю жизнь делаем то, чего не желаем, то в конечном счёте теряем все ориентиры и зря растрачиваем данные нам Богом силы. Это и есть подлинное несчастье. Так что сходите к ним завтра, мисс Гриммет, и скажите, пусть оставят Лиззи в покое. Не хочет петь в хоре – и не надо. Напомните мне чуть позже, я напишу записку для школьного руководства, – директриса отставила поднос с опустевшей посудой на край стола и вновь раскрыла коленкоровую тетрадь. – Как новенький? Не плакал? Его покормили?

Кресло под гувернанткой скрипнуло. Послышался один из фирменных вздохов мисс Чуточки, в арсенале которой были вздохи огорчённые, вздохи раздосадованные, вздохи обиженные и ещё с дюжину разновидностей шумных проявлений чувств самого разного толка.

Мисс Эппл отвлеклась от таблицы доходов и расходов, затребованной комитетом к утру. В резком свете простой конторской лампы её глаза за линзами очков казались сверкающими голубыми стёклышками, и отчётливо были видны покрасневшие веки и сеточка воспалённых сосудов.

– Что с ребёнком, мисс Гриммет? Его что, ещё не привезли? А ведь мистеру Адамсону было строго приказано вернуться с ним к чаю.

Гувернантка суетливо пригладила волосы, похожие на тонкую ржавую проволоку, и жалобно затараторила:

– Ох, мисс Эппл, миленькая, вы ж знаете, как мне ябедничать-то не по душе! Мистер Адамсон такой приятный молодой человек, и к деткам подход имеет, а недавно… В общем, нету их до сих пор. Ни того ни другого.

– Вы должны были первым делом сообщить мне об этом, мисс Гриммет. Время седьмой час, скоро ужин, а ни мистера Адамсона, ни ребёнка до сих пор нет, и я лишь сейчас об этом узнаю?

– Вы думаете, с ними что-то случилось? – округлила глаза гувернантка. – Господи помоги… Вчера в газетах писали: шайка бандитов с Собачьего острова грабит всех кого ни попадя, а одну мисс, она в положении, бедняжечка, была, так её так напугали, что она…

– Достаточно, мисс Гриммет, – директриса потянулась к телефону и по памяти набрала номер школы-интерната в Уайтчепеле. Попутно она распорядилась: – Лучше поспрашивайте остальных, вдруг кому-то что-то известно. Только осторожно, хорошо? Все и так на нервах, а лишние волнения нам ни к чему. Я же пока попытаюсь выяснить, что смогу.