– Девушка та погибшая была невестой сына депутата Госдумы Каверина, – тихо продолжал Григорий Варламович, достал из кармана пиджака свернутые в трубочку листки и положил на стол перед Еленой Петровной. – Вот мои расчеты и заключение по делу Светланы Сколковой. Чудом сохранились. Многие эксперты в компьютер все заносят, но я по старинке работать люблю. Вот экспертное заключение, написанное от руки, в кармане и было, когда мне плохо стало. Так я с ним в больницу и попал. Без всяких сомнений, Сколковой помогли выпасть из окна. Я вам даже больше скажу: в смерти Сколковой и Полярной виновен один и тот же человек.

– Невероятно! – удивилась Зотова. – Мне казалось, что по делам о падении с высоты невозможно…

– Возможно! – с жаром возразил Григорий Варламович. – Я работал над формулой определения серийности преступления по таким делам несколько лет и добился результата. Пока сейчас ехал к вам, еще раз все просчитал и могу с уверенностью сказать: эти два случая схожи между собой на девяносто восемь процентов, что говорит о серийности преступлений. Однако должен вас и огорчить: доказательством в суде данное заключение являться не может. Моя научная работа еще не завершена. Кто и за что убил женщин я, естественно, не в курсе. Могу только предполагать, что депутат Каверин был крайне заинтересован в том, чтобы смерть невесты сына выглядела как самоубийство.

– У вас есть доказательства, что именно депутат Каверин на вас давление оказывал? – спросила Зотова.

– Прямых доказательств у меня, конечно, нет. Но разве расклад непонятен?

– Расклад понятен, – вздохнула следователь. – Спасибо. Представляю, как сложно вам было решиться мне все рассказать.

– Бросьте! – отмахнулся Плешнер. – На днях Розочку отошлю навестить родственников в Израиль. Побудет там какое-то время, благо, сейчас безвизовый режим. А я устал бояться, хочу жить с чистой совестью и готов дать показания.

– Тогда берите ручку, бумагу и пишите, а я звоню начальству. Надо поставить Гаврилова в известность и решить, как обезопасить вас и помочь вашей сестре беспрепятственно покинуть Россию. А дальше будем думать, как привлечь к ответственности депутата.

Трофимов стукнулся лбом о столешницу и поднял глаза на Зотову.

– Вы понимаете, что это значит? – произнес он обреченно и принялся раскачиваться на стуле, как первоклассник.

– Прекрати! – взмолилась Елена Петровна. – И так нервы ни к черту, а тут еще ты со своим стулом…

– Пардон, – вздохнул Венечка, провел рукой по русым кудрям и, уперев локти в стол, подпер ладонями свою симпатичную физиономию. – Ну и что делать будем?

Зотова вздохнула.

– Мы с тобой и не таким изюбрям рога обламывали, и тут справимся. У нас на руках первичное экспертное заключение о смерти Сколковой, где ясно сказано, что произошло убийство. И есть показания Плешнера о давлении на него в целях фальсификации выводов экспертного заключения.

– Что нам это дает? – возразил Трофимов. – В экспертном заключении не написано, кто конкретно Сколкову из окна выкинул. А показания Плешнера вообще филькина грамота. Там же не доказательства, а сплошные предположения. Какие-то люди в черном, звонки с угрозами… Плешнера в дурдом посадят за такие показания с предположениями и скажут, что так и было.

– Ладно, не кипятись, – улыбнулась Зотова. – Есть же еще Розочка. Она поможет составить фоторобот человека, который навестил ее в день, когда Плешнер загремел в больницу. Вдруг повезет? Я, конечно, не рассчитываю, что сам Каверин у нее в гостях тогда побывал, но не исключено, что его помощник.