Но, с другой стороны, он ведь сам во всем виноват. Зачем искать способ насолить какому-то мелкому пацану? Зачем применять свои способности в стенах школы, когда прекрасно знаешь, что за это светит? Наверное, это справедливое наказание. Одаренные, которые не могут контролировать себя, должны уезжать на заставу. Иначе в мире будет царить хаос. С такой силой, которая есть у них, без жесткого контроля нельзя.

– А ты что здесь так рано, Ракицкий? – Мирослава Игоревна вырвала меня из собственных мыслей.

Я посмотрел на пейджер. Ни одного нового сообщения.

– Я как раз вас искал, – ответил я.

– Меня искал? – удивилась завуч. – Зачем?

– У вас есть время?

Мирослава Игоревна посмотрела вслед охранникам, уводящим Штыря.

– Сейчас у меня окно. Но нужно десять минут, чтобы все уладить с Илицким, – она задумалась на секунду, а затем протянула мне ключ. – Поговорим в моем кабинете. Возьми ключ. Я разберусь с аристократом и поднимусь.

Уже через пару минут я был в ее кабинете. Он сильно отличался от остальных, которые есть в школе. Тут стоят антикварные напольные часы, дубовый стол. Окна занавешивают плотные бордовые шторы. Из-за них внутри почти нет света. А вместо ламп повсюду горят свечи. Это от них такой сильный запах? Как будто кто-то накупил дешевых вонючек в машину и забыл спустить вниз.

Я растеряно огляделся. Ощущение, словно попал в девятнадцатый век. У такой обстановки, наверняка, есть свои причины. Но, мне кажется, узнаю я их не раньше, чем Мирослава Игоревна начнет преподавать в моем классе.

Я ходил по кабинету аристократки и все время смотрел на пейджер.

Яблоньский не писал. Это плохо. Потому что, если сказать завучу про Кипятка раньше времени, то есть большая вероятность его спугнуть. Мирослава Игоревна захочет немедленно поговорить с одаренным и если я ошибаюсь в том, что он вернулся к запрещенной практике, то Парфенов и на самом деле бросит магию крови. Навсегда. И тогда Яблоньскому придется искать другой способ, чтобы от него избавиться. А мне – чтобы сделать из него человека. Ладно. Выбора нет. Буду тянуть время.

– Так что ты хотел сказать? – уточнила завуч, когда вошла в кабинет и села за свой стол.

Я сидел напротив.

– Ученики, которые нарушают правила. Я имею в виду аристократов. Разве никто из их родителей никогда не обращается к вам, когда вы выносите вот такие приговоры, – я указал головой в сторону выхода, имея ввиду Штыря.

– Скажем так. Я очень принципиально отношусь к этим моментам, – ответила она. – К чему ты клонишь, Костя? У тебя есть что мне рассказать?

Я еще раз посмотрел на пейджер.

– Если я скажу вам, что кое-кто пользуется магией крови. Что будет с этим учеником?

– То же, что и с Ильицким. Каждый одаренный должен понимать, что любое нарушение правил, а тем более, серьёзное, жестоко карается. Кто практикует запрещенную магию?

– Сейчас я не уверен… – начал мямлить я, подбирая слова. – Вам же нужно поймать человека за руку?

– Не обязательно. Ты можешь просто назвать мне фамилию? – завуч поправила очки на своем носике. – Я понимаю, почему ты боишься. И обещаю, что никто не узнает о твоем участии.

– Что? – я усмехнулся. – Я не боюсь, нет. Просто…

Пейджер запищал. Я бросил на него взгляд. Увидел входящее сообщение. Оно пришло от Яблоньского.

Прочитал. Еле сдержался, чтобы не выругаться вслух.

– Просто…что? – завуч внимательно смотрела на меня, ожидая ответа.

– Мирослава Игоревна. Мне тут написали. В общем… Мне нужно идти. Я позже все объясню.

Не слушая, что ответит мне брюнетка, я вылетел из кабинета и поехал прямиком на футбольный стадион.