Я взял старое вафельное полотенце с батареи, которую называют змейкой, вытерся и вышел из ванной.

– Тебе звонила какая-то Юлия Барт, – крикнула Машка с кухни. – Просила передать, что обо всем договорилась и ждет от тебя звонка.

Хоть одна хорошая новость за вторую половину дня. Значит теперь нужно раздобыть всего ничего. Шестьдесят тысяч рублей.

Я достаю из портфеля фото своей обнаженной сестры и иду на кухню.

– А еще сегодня весь день названивают по продаже котят. Видимо кто-то расклеил объявления с ошибочным номером. Есть будешь?

Я бросаю стопку полароидных снимков на стол, перед сидящей за ним сестрой.

– Что это? – удивляется она и отставляет чашку с чаем в сторону. Присматривается.

– Это ты мне скажи, – я сажусь напротив и складываю руки перед собой, словно прилежный ученик за партой.

Машка берет в руку фотографии. Листает. Но не поднимает на меня глаз.

– Откуда они у тебя? – спрашивает она дрожащим голосом.

– Парфенов-младший. Перед которым мы вчера совершили безуспешную попытку извиниться. Он принес сегодня снимки в школу и брызгал слюнями, показывая их мне.

Машка встала со стула и принялась рвать фотографии. Без эмоций. Как робот, которому нужно непременно закончить работу. Она рвала их до тех пор, пока они не превратились в мелкие куски стружки. Затем кинула отходы в переполненное мусорное ведро, откуда куски бумаги вывалились и заставили ее снова упасть на колени и начать собирать их в мусорку.

– Вынесешь завтра ведро? – спросила она, до сих пор уничтожая улики своего унижения.

– Вынесу, – ответил я.

Я дал эти снимки сестре не для того, чтобы застыдить или унизить. Я отдал их ей для того, чтобы она перестала доверять каждому первому встречному и подумала о том, куда ее приведет дорога, вымощенная из таких легкомысленных поступков. Давить на больную мозоль, пытаясь все больше и больше застыдить собственную сестру я не собирался.

– Ты говорила что-то про еду, – перевел я тему. – Что подают?

Машка провела рукой по щеке, встала и не оборачиваясь ответила:

– Макароны по-флотски. Будешь?

– Конечно, – улыбнулся я и вновь отвлекся на пищащий в кармане тамагочи.

«Помоги мне.»

– Слушай, а у тебя был когда-нибудь тамагочи? – спросил я, под стуки ложки об алюминиевую кастрюлю.

– Тамагочи? – Машка обернулась ко мне.

– Ну да, – я показал ей экран игрушки. – Он недавно начал просить меня ему помочь. Но какую бы кнопку я не нажимал – ничего не работает.

Сестра отложила тарелку в сторону, вытерла руки о полотенце и взяла у меня яйцевидный предмет. Попробовала несколько комбинаций. Повертела в руках.

– Странно, – она протянула тамагочи мне обратно. – Попробуй спросить у Ларисы Игоревны. Кажется так ее зовут?

– Кого? – нахмурился я.

– Твоего преподавателя по Артефакторике.

– А! – отреагировал я. – Ага, ага.

Я убрал игрушку в карман и сходил до рюкзака. Посмотрел в дневник. Следующий урок по Артефакторике завтра. Но завтра у меня дежурство, значит…во вторник. Тут же расписание одно? Не меняется каждую неделю?

– Привет, сынок! – мать зашла на кухню, когда я доедал свою порцию макарон.

– Привет, ма! – отреагировал я.

Она налила себе чаю и села за стол.

– Портфель у тебя в коридоре? – спросила матушка. – Я хочу зашить его.

– Ага, – кивнул я.

Повисла неловкая пауза. После вчерашней пьяной потасовки с отчимом перед родным сыном, ей было не по себе.

– Как дела в школе? – наконец решилась задать вопрос она.

– Не спрашивай, – вмешалась Машка. – Он еще не показывал тебе свой зуб?

– Зуб? Что с ним?

Я широко улыбнулся, продемонстрировав передний верхний резец теперь неправильной формы.