– Позволю напомнить, коллега, – влез из темноты слева визгливый голос, – Я неоднократно вносил предложение, заменить очистные работы отправкой в отряды.

– Тебе дай волю, всю слободу за Кукуй загонишь, – отозвался председатель.

– Избавьте меня от вашей архаики! Кукуй!

Перебранка, на некоторое время отвлекла от допроса, но, в конце концов, выдохлась. Из темноты прохрипел бас:

– Уразумел, проявленец?

– Нет, – честно признался Илья.

– Ладно, потом растолкуем. Обзовись.

– Вам как, с должностью, титулами, званиями или имени достаточно?

– Ишь ты, с титулом! – несколько оживился и даже чуть помягчал голос председателя,– Титулы у нас не обязательны. Но упомянуть, стоит.

– Протестую! – влез левый заседатель. – Титулы были отменены к употреблению декретом народных комиссаров в одна тысяча девятьсот…

– Да уймись, ты! Комиссар недорезанный. Не знаю я никакого совета, и года такого не было! – председателев баритон звенел раздражением.

– Было! Было!

– НЕ БЫ ЛО !!!

Об Илье опять забыли. Но свару перекрыл бас:

– Прозвание пусть сообщит. ТАМ, – многозначительная пауза, – разберутся.

Спорщики враз притихли

– Зовут как? – председатель придвинул к себе лист, умакнул перо в чернильницу. Все честь по чести.

– Донкович Илья Николаевич.

– Годов сколько?

– Сорок четыре

– Что можешь?

– В каком смысле?

– Какой работой владеешь?

– Врач.

– Лекарь, что ли?

– Можно и так.

– Имеешь ли при себе разные инструменты: ножи, пилы, щипцы, корпию? Имеешь ли травы, коренья, и иные лекарские ингредиенты?

На Илью уже некоторое время, против воли и всякого здравого смысла, накатывала истерическая веселость. Кое-как сдерживаясь, он выдавил:

– Имею авторучку, чтобы записать диагноз и назначения.

– Пиши, – прогудел бас, – лекарь из поздних. Ничего не умеет кроме как, слова писать.

Эпохальный, можно сказать, приговор. Или приговор эпохе? Как посмотреть.

– По истечении карантинного срока, предлагаю, направить проявленца санитаром в больничный барак, – визгнуло слева.

– Сколь раз повторять: не барак, а лекарня.

– У нас демократия! Каждый имеет право голоса и право, называть вещи своими именами.

– Своими, а не твоими. Уймись, не то…

– Не имеешь права! Я – должность выборная!

–До-олжность! Вы-ыборная! – передразнил председатель.

– Гражданин Алмазов… – заикнулся было левый заседатель.

– Вот ему и пожалуюсь. Один ты, что ли, доносы строчить умеешь!

– Недонесение с моей стороны, должно караться по статье.

– Ну – все! Допек! Я те щас и язык твой поганый, и рученьки шаловливые повыдергаю!

– Предлагаю закончить совещанию. – Бас из всех оказался самой цельной натурой. – Вечерять пора.

– Ужинать, – поправил Визгливый.

– Чего? – взревел Бас. В полумраке обозначилось могучее движение. Обладатель внушительного голоса, мало, стол не своротил. И быть бы расправе, но поняв, что таки зарвался, левый заседатель метнулся к выходу. Тьма на миг озарилась дверным проемом. Остальная комиссия покинула зал заседаний чинно и неспешно. В помещении остались только узники-карантинники, да урковатый страж по ту сторону решетки.

Сон навалился сразу и беспросветно. Замотанное, изумленное до помешательства, сознание просто выключилось, милостиво отсекая Илью, от случившейся с ним действительности. Только сполз по стене на корточки и – мрак.

Но и пробуждение наступило мгновенно. Недалеко у стены, в самом углу взахлеб кашляли. В сторону Ильи пополз характерный запашок. И тут же сработал, въевшийся в подкорку, врачебный инстинкт. Еще толком не проснувшись, Донкович разобрался с диагнозом, да что там, и с прогнозом – тоже. Человек в углу умирал.