– Он – только за деньги, – вступил другой мальчишка. – А ты – так.

– Ну правда, не имею права, – ещё раз пояснил Мишка.

Мальчишки разочарованно засопели, но возражать и уговаривать не стали, зато выдвинули новое требование, словно надеялись хотя бы моральную компенсацию получить за неисполнившееся желание.

– Тогда покажи ещё чего-нибудь. Что умеешь.

И уставились преданно, а глаза уже блестели от предвкушения.

Вот и как отказать восторженным зрителям? У Горячева решимости не хватило.

– Ну хорошо. Но немного.

Он выбрал батут побольше, возле ярко-жёлтой построенной из огромных прямоугольных матов стены, с которой эти же мальчишки прыгали всего несколько минут назад. И опять – высоко подлетал, кувыркался и переворачивался, приземлялся не только на ноги, но и на живот, на спину.

Зрители восторженно восклицали, показывали пальцами и что-то объясняли друг другу с видом знатоков. А Тоня устроилась чуть в стороне в кресле-мешке и, если не восторгалась, то уж точно в тайне гордилась, что она тоже причастна. И немного волновалась, потому что от Мишкиных трюков даже у неё, сидящей в полной безопасности, дух захватывало. Но что уж совсем удивительно, иногда ей самой хотелось испытать то, что сейчас чувствовал он, – ту же свободу, то же бесстрашие, то же ощущение полёта.

Горячев остановился, раскланялся, дурачась, но почитатели и не думали отставать, затянули с таким видом, будто им недодали обещанного:

– А ещё-о-о?

– Э! – выдохнул Мишка сурово. – Вы особо-то не наглейте. Я тут всё-таки не с вами и не сам по себе. С девушкой.

Мальчишки дружно повернулись и с интересом уставились на Тоню, словно успели забыть о её существовании, а теперь обнаружили заново.

– Ну и что? – заявил рыженький невозмутимо. – Она же не мешает.

Мишка застыл с приоткрытым ртом, но быстро очнулся, виновато и растерянно глянул на Тоню, а она лишь улыбнулась, пожала плечами. Происходящее напомнило ей старенький мультфильм про циркового льва Бонифация. И эти мелкие липучки всё равно же не отстанут, если на них не зарычать, а Горячев на подобное вряд ли способен. Он мог и злиться, и обижаться, и даже драться, когда возникал повод. Но не сейчас же.

– А тогда отвяжетесь? – уточнил он.

Его поклонники опять старательно закивали. Даже слишком старательно, чтобы не заподозрить их в том, будто они делали это исключительно ради Мишкиного согласия: пообещаем, раз такое условие, но на самом деле ничего не гарантируем.

Горячев снова ступил на батут, подпрыгнул, сделал сальто, кувырнулся, упал на спину, да так и взлетел горизонтально, но не вверх, а к стене, на весу прошёлся по ней ногами, оттолкнулся и опять упал спиной на батут, повторил несколько раз, с каждым разом забираясь всё выше и выше. А в последний не просто пробежался по стене, а шагнул через край, будто поднялся на другой уровень, выпрямился, замер, развернулся, посмотрел на зрителей сверху-вниз.

– Всё?

Мальчишки пялились на него заворожённо и, скорее всего, даже не слышала обращённого к ним вопроса. Ждали продолжения, несмотря ни на что.

Горячев спрыгнул вниз, опять произнёс:

– Всё! – но уже твёрдо, без вопросительных интонаций, и, не давая поклонникам возможности ничего сказать, направился к Тоне. – Пойдём туда.

Он указал подбородком в противоположный конец зала. Там располагалась яма, наполненная большими разноцветными мягкими кубами. С потолка свисала пара толстых канатов-лиан.

– Можно, как на тарзанке, раскачаться и прыгнуть, – пояснил. – Хочешь, я тебя раскачаю?

Тоня даже подумать не успела, представить, как висит на лиане – вот теперь уж точно обезьянка, – как со стороны снова прозвучало: