Если бы и его боль могла так же легко и плавно погрузиться в небытие, сойти на нет... Но в небытие погружался пока только он сам...

- Виталий! - бросилась я к нему, когда детская лошадка-качалка оказалась в его руках, готовящаяся повторить участь своей предшественницы. - Виталий! Остановитесь!

Не зная, что делать, я подлетела к нему и схватила за эту несчастную лошадь.

- Не нужно всё крушить. От этого лучше не станет! - сама не верила в свои слова. Кто знает, что сейчас для него лучше?

И, как ни странно, он её отпустил, а сам опустился на пол и, опершись спиной о диван, закрыл лицо руками.

Не решаясь что-то говорить, а уж тем более подходить к нему, просто начала собирать осколки стеклянной стены с мраморного пола.

- Чёрт! - всхлипнула я, когда осколок прочертил алую, длинную линию по тонкой коже ладони. И в следующую секунду до меня донёсся долгожданный, хрипловатый голос:

- Златочка! Ты порезалась?

Ещё пара секунд и он сидел напротив меня, вмиг стянув с себя футболку и приложив к месту пореза.

- Не страшно... - прошептала я, не зная, что делать, что говорить. Боясь только упустить эту тонкую нить, боясь, что он снова замолчит.

Я, переполненная рвущими душу переживаниями и чувствами, тихонько всхлипнула и тут же оказалась прижатой к его сильному, но так похудевшему за эти дни телу. Сдерживая поступающие рыдания, я медленно покачивалась в объятиях Виталия рядом с такими же размеренными, едва заметным покачиваниями детской лошадки.

Упругая сталь спины Виталия так приятно ласкала пальцы, переполняя меня каким-то неведомым, удивительным счастьем. Я сидела тихо, как мышка, боясь шелохнуться и спугнуть этот душевный момент. Гнала прочь подступавшие слёзы. Знала - здесь, при нём плакать никак нельзя. 
Терпи, Злата. Терпи... 
- Вы когда вообще в последний раз ели? - первой разомкнула объятия и поднялась на ноги.
- Не знаю... Вчера? - прозвучал полу вопрос - полу утверждение.
- Так не пойдёт! Пойдёмте на кухню, что-нибудь сообразим.
- Да брось ты, Злат. Я и сам не маленький. Охота тебе со мной возиться что ли? - буркнул он себе под нос.
Знал бы ты насколько мне охота! 
Моя душа рвалась от его страданий на тысячу кусочков, а сердце билось птицей, утратившей способность летать. Я бы всё отдала, лишь бы его боль прошла, улетучилась, испарилась...
- Не говорите ерунды. Скажите лучше, где у вас аптечка? 
- Там же, на кухне. Идём!
Если честно, я была на седьмом небе от радости, что он снова заговорил. 
Спешно переставляя ноги, чтобы поспевать за его размашистыми шагами, я шла следом и изучала широкую, ставшую теперь немного худощавой спину. 

- Ауч! Как жжётся! - завопила я, когда Виталий обработал порез. Моя рука лежала в его большой и тёплой ладони и это прикосновение жгло и опаляло не меньше, чем антисептик рану.
- Не глубокая. Быстро затянется. - заключил он, накладывая бинт на ладонь. 
- Говорите, как врач! - улыбнулась я. 
- Работа вынуждает разбираться во всех этих тонкостях. - и уголок его рта немного приподнялся в подобии улыбки. 
Сердце снова сжалось об упоминании о многочисленных травмах любимого, исчертивших его тело и моё сердце шрамами. Но всё же, облегчение от того, что Виталий потихоньку приходит в себя, взяло верх и я едва заметно выдохнула. 
- Кстати, вы когда возвращаетесь на работу? - может, зря я спросила? Тут не знаешь, как себя вести, чтобы лишний раз не напоминать о случившемся с Джесс и малышкой.
- У меня ещё три недели отпуска, но, думаю, приступить раньше. Режиссёр и так перестроил работу на съёмочной площадке из-за моей... ситуации.