– Ежели бы озорничали младенцы, – сказал он сердито, – это понятно. Но когда две большие дубины мычат по-бычиному и среди ночи будят добрых людей, такого я понять не могу.

Ребята стыдливо умолкли.

Степан развёл костёр и принялся разогревать своё варево.

Бухараев Равиль Раисович


Родился в 1951 году в Казани. Окончил Казанский государственный университет, аспирантуру ВМК МГУ по теоретической кибернетике.

С 1992 по 2007 год работал штатным сотрудником Русской службы Би-би-си в Лондоне.

Автор более тридцати книг стихов, прозы и научно-исторических и экономико-политических исследований: «Модель Татарстана» (1999, на англ. яз.); «Ислам в России: четыре времени года» (2000, на англ. яз.); «Казанский Кремль сквозь века» (2001, на рус. и англ. яз.); «Ностальгия по Откровению» (2005); «Сказ о Казани» (2005, на рус. и англ. яз.); книги прозы «Дорога Бог знает куда» (1999); «Дневники существований» (2003); «Белый минарет» (2006); «Письма в другую комнату» (2011); «Совецкие рассказы» (2011); пятитомника произведений (стихи, проза, статьи) (2011) и др.

Автор более десяти пьес. Они идут в театрах Казани.

Заслуженный деятель культуры Республики Татарстан (2001); лауреат Республиканской премии им. М. Джалиля (1986); лауреат Государственной премии РТ им. Г. Тукая (2006); почётный доктор Института истории им. Ш. Марджани АН Татарстана; член Союзов писателей России (СССР), Татарстана и Венгрии; член Исполнительного Комитета Европейского общества культуры (Венеция), ПЕН-центров Венгрии, США и Великобритании, Всемирной академии искусства и культуры и Всемирного конгресса поэтов (США – Тайвань), Международной академии поэзии (Индия), Общества евроазиатских исследований (США) и др.

Умер в 2012 году.

Вдвоём

(Из книги «Письма в другую комнату»)

Разве не знал я того, что самый дальний мой путь всегда был к тебе, и многие годы любая дорога, куда б ни легла, начиналась с тебя, но ведь и кончалась тобою?

Заработавшись или по обычаю зачитавшись заполночь, ты ещё безмятежно спала наверху, несколько ближе к небесам, и пронзительные вопросы, растворённые во влажном молчании утра, не надлежали тебе в этом сне, стражем и сторожем которого мне давно пристало и выпало быть.

Ты спала наверху, непостижна и далека, как всегда – как впервые; пушистый кедр, – темно зеленеющая хвоя его над фиолетовым лесом в завитых ползучим плющом столпах дремотных деревьев, – призрачная плакучая ива и самый азийский на вид пирамидальный тополь заглядывали в окно спальной мансарды; сквозь росчерки и промежутки ветвей вставал на ближнем горизонте весь неоглядный Лондон, его северные холмы и низкие облачные небеса, а за ними – небеспредельные, но бесспорно зовущие дали.

И вот – как синичка ли, безупречно российская, вспорхнувшая вдруг с устремлённой ввысь ветви единственной и не нами посаженной яблони, промелькнула в протекающих безмолвиях мысль, что мы уже давно и долго странствуем – вместе.

Ты спала, когда я бодрствовал в одиночку – сие было утро разлуки и прощания на день, а вечор и заполночь в одиночку бодрствовала ты, а я спал в обнимку со своими иллюзиями и виденьями, в которых другая женщина усмотрела бы вчуже разве что заумь и всякое умопомраченье, но чужое присутствие – ты это знаешь – неосязаемо и непредставимо, как другое отечество с многим счастьем и горем, что чинит оно человеку. Так и мы, любя до взаимности, причиняли друг другу несочтённость страданий и непознанное без отчаяний счастье, которое, может, в том состоит и таится, чтоб однажды окончательно прозреть сердцем и в единственности любви то ли к женщине, то ли к отчизне, познать смысл и замысел мира – любовь к Одному и Единственному Подлинному Существованью, сотворившему нас из единой души – неразличимо одной для мужчин и для женщин. Я ведь помню: