Катя попыталась возразить сестре, но та не дала ей высказаться и продолжила:
— Но самое главное в другом. Сейчас я лучшая ученица в классе. Нет, даже в школе! В моей комнате всегда порядок. Я похудела и выгляжу сейчас, не как Винни Пух, а как обыкновенная девочка, я смотрю за собой, моя одежда всегда чистая, я сама себе стираю и глажу. Сейчас-то я понимаю, что аккуратность должна прививать дочке мама. С ранних лет! Именно мама должна заплетать дочке косички. А мне заплетает косы папа. Или Даша, когда у нее хорошее настроение. А мама никогда этого не делала. Понимаешь? Я вот такая сейчас худенькая, чистенькая, хорошенькая, умненькая, а она меня все равно не любит!
Катя не знала, что сказать. На горькую правду трудно найти подходящие слова.
— Но знаешь, что самое страшное? – спросила Марина.
Сестра замотала головой, и у нее в глазах появились слезы.
— Мне уже не нужна ее любовь. В прошлой жизни я подбирала малые крохи ее внимания и радовалась как дитя, когда она уделяла мне пару минут своего драгоценного времени. А сейчас мне не нужны ни она, ни ее любовь.
Девочка уже немного успокоилась и даже улыбнулась.
— Правда. Вот сейчас говорю тебе это и чувствую облегчение. Как будто огромный груз упал с моих плеч. Сейчас самое главное — спасти папу. И если он уйдет — я уйду вместе с ним и полюблю его Зою Михайловну.
— Она красивая, эта Зоя? Хорошая? — поинтересовалась Катя.
— В прошлой жизни у меня не было возможности узнать, кто она и что значит для моего отца. Он сообщил мне, что уходит, и я решила вычеркнуть его из своей жизни. Я считала его предателем. Кстати, мама ежедневно подливала масла в огонь и не забывала мне напомнить, какой он ужасный и как поступил с нами, девочками, оставив без отцовского внимания и любви. Представляешь, Кать, какая она сука?
Сестра ахнула и даже попробовала Марине прикрыть рот.
— Тише! С ума сошла? Разве можно так говорить?
— Это, между прочим, литературное слово.
— Если не сможешь жить с папой и его Зоей Михайловной, я попробую арендовать квартиру и будем жить вместе. Правда, представляю, что устроит мне мама.
— Не надо. Я уверена, что Зоя Михайловна — хорошая женщина и мы с ней поладим. Она несколько раз поджидала меня у ателье, где я работала после школы. Рассказывала, что папе плохо, что он заболел, что он очень любит меня и хочет видеть. А я, как запрограммированная дура, отвечала: «Я ненавижу вас и папу, горите в аду!»
— Где ты такие слова взяла?
— Как где? У мамы. У нее все должны гореть в аду. Кроме нее и Даши.
— Может, моей маме все расскажем? – предложила Катя.
— Нет. Тетя Уля, конечно, мировая баба, проверенная временем, но от нее ничего не зависит.
— Кстати, а твоя мама выйдет замуж за дядю Колю?
— Конечно, нет. У дяди Коли есть тетя Клава. Они как жили, так и будут жить. Дядя Коля через лет десять попадет в аварию и останется инвалидом. А мама так и будет жить одна до конца своих дней. Господи, как же я ее ненавижу!
Конечно, Марина врала. Не только сестре, но и самой себе. Возможно, ей просто очень хотелось ненавидеть свою мать за то, что всю прошлую жизнь, да и эту тоже, та ее не любила, и за то, что в прошлой жизни по ее вине она не смогла сама стать матерью. Но очень скоро у Марины родилось к ней совсем другое чувство — жалость. И оно похлеще ненависти будет!
Домой девочка вернулась поздно. Родители были в спальне. Она тихонько зашла в свою комнату, как Даша ворвалась к ней: