Я скатываюсь по лестнице в гостиную. Дверь в спальню Макса открыта, я хлопаю по выключателю на стене. Постель не убрана, но это ничего не значит: сын редко застилает кровать. Поворачиваюсь и толкаю вторую дверь, в ванную, – пусто – и третью дверь, ведущую в узкую кухню, где тоже пусто, если не считать небольшой горки грязной посуды в раковине. Значит, Макс заходил сюда, пока мы кувыркались у меня в спальне.

– Попробуй позвонить ему, – советует Сэм, подходя сзади и кладя руку мне на плечо. Его пальцы давят, словно свинцовые гири, и я стряхиваю их. Мне вдруг хочется, чтобы он исчез из моего дома. Вся страсть улетучилась.

Сирены затихают, и я позволяю себе момент надежды. Питч – затерянный городишко, слишком крохотный, чтобы в нем имелись экстренные службы вроде больницы, скорой помощи или пожарной части. Ближайшие есть в Оскалусе к югу от Питча или в Грейлинге, примерно в получасе езды к северо-востоку. Зато у нас есть отдел полиции, который состоит из начальника, одного штатного и двух внештатных сотрудников.

Я бегу обратно наверх, рыщу в поисках мобильного и наконец нахожу его на полу рядом с кроватью. Набираю Макса и слышу, как телефон звонит и звонит, пока не переключается на голосовую почту. Позади меня Сэм натягивает ботинки.

– Не отвечает, – говорю я, стараясь не паниковать. Макс ведь не первый раз болтается незнамо где после полуночи. Я надеялась, что в маленьком городке посреди Айовы – по сути, в большой деревне – он остепенится после Алгодона, где связался с компанией хулиганов и начал курить, выпивать и бог знает чем еще заниматься. Но даже в Питче есть своя стая диких подростков. Так что теперь я опять беспокоюсь, что сын шляется по ночам, влипая в очередные неприятности, только уже не в горах, а на кукурузном поле или железнодорожных путях. Старая погудка на новый лад.

– Да он, верно, у друга заночевал, – замечает Сэм, натягивая через голову толстовку. Я киваю, отчаянно желая, чтобы это было правдой. – У тебя есть его фотография? Могу поискать его по окрестностям.

– Нет-нет, все в порядке, – отказываюсь я. – Мне известно, куда он ходит. – Это не совсем правда. Я знаю, что Макс общается с мальчиком по имени Клинт, который постоянно носит камуфляжные штаны: значит, либо они у него одни-единственные, либо их целая стопка и он их просто меняет на точно такие же. Приходя к нам, Клинт никогда не смотрит на меня и на вопросы отвечает как можно короче. У него близко посаженные глаза хорька, а на лице всегда сердитое выражение. О его семье я знаю только одно: Клинт живет в трейлере к востоку от города с мамой и двумя братьями.

– Хочешь, я останусь? Подожду и посмотрю, вернется ли он.

Да ни за что. Нечего этому человеку делать в моем доме, когда меня нет.

– Думаю, тебе лучше уйти, – отвечаю сдержанно. – Я сама поищу сына. Впрочем, за участие спасибо.

– Дай хоть провезу тебя по округе, – настаивает Сэм. Вид у него такой, словно он действительно хочет помочь. – А ты из машины попытаешься дозвониться.

Он прав. Питч – всего лишь точка на карте, и далеко не все проселочные дороги мне ведомы.

Припоминаю знакомую Макса; он не в курсе, что я про нее знаю.

– Есть одна девица, – говорю задумчиво. – Живет, наверное, недалеко от ярмарочной площади. Зовут, кажется, Никки. Хорошенькая, только слишком ярко красится и брови выщипаны едва не налысо. Несколько раз в неделю заходит в круглосуточный магазин, где я работаю, «Пойло и харчи». Серьезно, так и называется. Никки почти всегда покупает одно и то же: банку «Ред булл», жвачку со вкусом корицы и упаковку пончиков с сахарной пудрой. Иногда приходит одна, а иногда с девочкой лет пяти, у которой синдром Дауна. Наверное, сестра.