«Умирать трудно. Я всегда думал, что последняя награда мертвеца – это тот факт, что ему больше не надо умирать».

«Последняя награда мертвеца – ему больше не надо умирать! – Брейер кивнул одобрительно, вернулся к столу, сел и взял ручку: – Можно, я это запишу?»

«Да, конечно. Но не позволяйте мне воровать идеи у себя самого. Я не придумал это прямо сейчас. Это было в моей книге «Веселая наука».

Брейер с трудом мог поверить в свое везение. За последние несколько минут Ницше упомянул обе книги, которые подарила ему Лу Саломе. Несмотря на то что Брейер был захвачен дискуссией и не хотел ее прерывать, он не мог не воспользоваться возможностью решить дилемму, связанную с двумя книгами.

«Профессор Ницше, вы говорите о двух ваших книгах – меня это очень заинтересовало. Где я могу приобрести их? Полагаю, в венской книжной лавке?»

Ницше не мог скрыть, насколько приятна ему была эта просьба. «Мой издатель Шмейцнер в Хемнице ошибся в выборе профессии. На самом деле он просто создан для международной дипломатической службы или, например, шпионажа. Он гений интриг, а мои книги – его самый большой секрет. За восемь лет он не истратил ни пфеннига на рекламу. Он не отправил ни одного экземпляра ни на рецензию, ни на продажу в книжный магазин.

Так что ни в одной книжной лавке в Вене вы моих книг не найдете. И ни в одном венском доме. Книг было продано так немного, что я знаю имена практически всех покупателей и я не помню ни одного венца среди моих читателей. Таким образом, вам придется связываться с моим издателем напрямую. Вот его адрес. – Ницше открыл портфель, нацарапал пару строчек на клочке бумаги и передал его Брейеру. – Я, конечно, могу написать ему сам, но я бы предпочел, если вы не возражаете, чтобы он получил письмо непосредственно от вас. Может быть, запрос на мою книгу, полученный им от знаменитого ученого-медика, станет для него стимулом открыть тайну о существовании моих книг и остальным».

Засовывая бумажку с адресом в жилетный карман, Брейер сказал: «Я отошлю запрос о ваших книгах сегодня же вечером. Но как жаль, что я не могу приобрести ваши книги – или даже попросить их у кого-нибудь скорее. Меня интересует все, что касается жизни моих пациентов, в том числе их работа и убеждения, поэтому ваши книги могли бы навести меня на верный путь исследования состояния вашего здоровья – я уже не говорю об удовольствии, которое я получил бы от прочтения ваших книг и обсуждения их с вами!»

«О, в этом я могу вам помочь, – ответил Ницше. – Свои личные копии моих книг я всегда вожу с собой. Позвольте, я предложу их вам. Сегодня, позже, я занесу их в ваш офис».

Брейер был рад, что этот прием сработал, и ему захотелось отплатить Ницше чем-нибудь. «Посвятить свою жизнь писательству, вкладывать сердце в свои книги и иметь так мало читателей – это ужасно. Большинство венских писателей предпочли бы смерть такому уделу. Как вы могли мириться с этим? Как вы миритесь с этим до сих пор?»

Ницше никак не отреагировал на эту инициативу Брейера – ни улыбкой, ни тоном голоса. Смотря куда-то вперед, он сказал: «Да есть ли в Вене хоть один человек, который помнит о том, что есть что-то и за пределами Рингштрассе? Я терпелив. Может, к двухтысячному году люди наберутся смелости прочитать мои книги. – Он резко поднялся. – Итак, пятница?»

Брейер понял, что он получил резкий отпор. Почему Ницше мгновенно стал таким неприветливым? Это происходит уже второй раз за этот день, первый раз – когда речь зашла о мостике, и Брейер понял, что каждый раз это следует за его попыткой протянуть руку сочувствия. Что бы это значило, думал он. Что профессор Ницше не выносит, когда кто-то пытается сблизиться с ним или предложить помощь? Тут он вспомнил, что Лу Саломе предупреждала его даже и не пытаться гипнотизировать Ницше, кажется, из-за его представлений о власти.