Прищуренный взгляд большого парня помогает вспомнить, что не он стоял рядом с Алеком, когда я предложила им соавторство. Нет, Марко прятался в кустах. Но незнание не мешает ему сообразить, что речь о них с Алеком.

– Очень смешно, – вот теперь он ворчит натурально, отходя от меня и доставая из ящика кружку. – Главное сообщи, в каком моменте я должен смеяться.

Прижав кружку двумя руками к груди, довольно улыбаюсь.

Не хватало ли мне этого? Больше, чем можно представить.

Налив себе кофе, Марко открывает холодильник и достаёт из него сливки. Наполняя кружку, он искоса наблюдает за мной, пока я усаживаюсь за стол. На нём полно блокнотов в одинаковых чёрных переплётах. Их края затёрты и обшарпаны, словно они пережили не один век. Листы желтовато-медного цвета и разбухшие от частого перелистывания. И когда я говорю «полно», именно это и имею в виду, затрудняясь вот так сразу взять и сосчитать их количество. Двадцать? Тридцать?

Я осознаю, что моя рука тянется к стопке, лишь тогда, когда резкий голос Марко вновь заставляет отдёрнуть руку.

– Не надо, – говорит он поспешно, а сам уже стоит надо мной, приготовившийся в случае чего перехватить мою руку. Наши взгляды сталкиваются, когда я поднимаю голову, и от того, что вижу в его глазах тревогу, чувствую дискомфорт.

Марко пытается всё замять и выдаёт неловкое выражение лица.

– Предоставь это нам с Алеком, хорошо? – сколько бы ни старался он, я всё равно слышу в его голосе напряжённость.

На язык так и норовит «с чего бы это?», но что-то очень разумное во мне настоятельно рекомендует отступить.

Я киваю и чуть отодвигаюсь, позволяя Марко собрать все блокноты в одну стопку. Он убирает их не так далеко, чтобы я не могла их достать, укладывая на высокий кухонный островок, но достаточно, чтобы они не мозолили глаза.

– Это Виктора? – догадываюсь я, а сердце так и начинает колотиться с удвоенной скоростью, словно только от его имени сразу может случится что-то дикое и ужасное.

Марко не отвечает, даже не смотрит на меня, пока забирает кружку со столешницы и усаживается напротив. И я даже не знаю, легче мне от того, что от меня желают что-то скрыть, или же это сильно ущемляет, напоминая, что мне это необходимо.

– Ты его не разбудила, – внезапно говорит Марко, возобновляя тему. При этом вид его также быстро меняется, вновь приобретая хитрый оттенок. – Наверное, у меня дежавю, но готов поклясться, что что-то такое уже припоминаю.

Его усмешка для меня неясна, но я точно знаю, что он определённо над чем-то веселится. Однако я слишком пассивна, чтобы уступать чувству мнимости и начинать что-то додумывать. Сказывается эмоциональное истощение. К тому же, я так устала только и делать, что думать, думать и думать, что позволяю себе этого не делать вообще.

– Потому что он спит, и я тоже готова поклясться, – только в обратном, – что уверена, Алек этого не делал, как минимум, последние две недели.

Марко вскидывает чашку в воздух, как бы выражая похвалу.

– Твоя правда. Вот только он всё равно тебя убьёт, поняв, что ты слиняла.

– Твоя правда, – парирую я, поджимая губы.

Я знаю, что он будет недоволен, когда проснётся – и вид сам Бог, я приложила триллионы усилий, чтобы выбраться из постели, когда в ней был Алек. Да ладно, что юлить? Я приложила усилия не только к тому, чтобы слинять. Мне пришлось заставлять себя не пялиться, пуская слюня и признавая, что видеть его таким умиротворённым – это одно из самых лучших, что я когда либо видела. Но я не могла позволить быть себе эгоисткой. А ещё не могла позволить себе продолжать таскать на себе эту «грязь» прошедших двух недель. В том числе кровь, в пятнах которой собралось как минимум с десяток ДНК.