Над ее рукой вспыхнуло пламя и осыпалось блестящими искрами.

Мне не хотелось расставаться с парнем. Надин пугала и настораживала меня. Всё-таки именно Кассель должен меня довести до квартиры, рассказать обо всем, заселить. Как мой коллега, представитель моего работодателя, он должен был убедиться сам, что со мной будет всё в порядке.

Увы, Кассель сбросил меня в руки Надин, как ненужный балласт.

- Спасибо за заботу, - поблагодарил он и отпустил мою руку, - Тогда я зайду за ней завтра, в восемь утра.

- Зачем так рано? – удивилась Надин, - Здесь идти пешком десять минут.

- Позавтракает в кафе, - Кассель окинул меня взглядом, - Продукты она не купила, где находятся магазины – не знает, да и поздно уже показывать.

- Ну, хорошо. Я разбужу ее в восемь, - кивнула хозяйка и хлопнула в ладоши. Тут же под потолком загорелись лампы, - А свет мы экономим. Я сожгла аккумулятор, и пока не привезут новый – используем запасной.

- Что, опять сложный клиент? – понятливо хмыкнул Кассель.

- Да, - охотно согласилась хозяйка, - Такой упрямый попался! Не понимаю я этих мужчин. Иногда они сами не понимают, чего хотят… - и она брезгливо подернула плечами, - Ну что ж мы тут болтаем? Девочке отдыхать пора! Ты иди, иди, милый, и передавай привет отцу. Пусть в следующий раз привезет мне сувенирчик. Давно я не получала от него подарков.

- Передам! – кивнул Кассель и махнул мне рукой: - Отдыхай. До завтра!

Так я и осталась в обществе странной старушки и неживого охранника в музее перемен.

- А почему у вашего музея такое странное название? – спросила я, поднимаясь по лестнице за Надин.

Лестница была старинной, из крепких досок темно-коричневого цвета, с лакированными перилами, в начале и в конце украшенными башенками с круглыми набалдашниками.

На стенах висели темные картины в тяжелых деревянных подрамниках, писанные маслом и потрескавшиеся от старости. Кажется, эта мелкая сеточка называлась кракелюр. Мама говорила, что он всегда есть на старинных картинах. И картины, изображавшие взрыв планеты, млечный путь и космическую туманность, явно были древними.

И от понимания этого я чувствовала себя непривычно и неуютно: будто то, что я знала о своем мире, в котором жила свои восемнадцать лет – совсем не то, что мир представляет сам собой. Я знала какую-то его маленькую часть. А он был больше и многогранней.

Как эти картины.

Мне было сложно представить, чтобы двести лет назад в какой-нибудь Франции или Голландии так натуралистично изображали космос. Они ведь не могли. Не умели. У них не было таких точных телескопов, какие мы имеем теперь, в двадцать первом веке.

- Наш музей изучает другие миры и то, что они могут полезного привнести в наш. Новые технологии, новые знания – мы заимствуем только самое нужное и полезное, - любезно объяснила мне хозяйка.

Мы поднялись на этаж, прошли по темному коридору – в нем не было ничего интересного, потом прошли насквозь обычную комнату с большим дубовым столом, обитым зеленой тканью, деревянными, чисто музейными стульями (я часто видела такие в наших музеях: с круглой витиеватой спинкой, тонкими ножками; на них точно неудобно и жестко сидеть) и двумя деревянными шкафами на витых ножках – видимо, это был музейный кабинет Надин.

- Я с удовольствием проведу тебя по залам завтра или в любой другой день. У нас очень интересная экспозиция. Мы, драконы, умеем перемещаться в пространстве, открывать и покорять другие миры. И в моем музее ты увидишь то, что не видела никогда и нигде, - она обернулась через плечо, - Ну а пока что идем на чердак. Вон там, видишь дверь в стене?