– Герцог угощал нас неотравленным вином? – с ласковой улыбкой спросил Коля. – Опять задумал что-то, Платон Валерианович?
– Нет, Коль, я просто в Италии всегда добрею. Мы жесткие, часто агрессивные, иногда беспощадные, – продолжал Платон. – Все это есть, но больше нам это приписывают. Приписывают люди мелкие, которые всего страшатся, но втихую обворовать и смыться – это пожалуйста. И напоследок нагадить в знак благодарности.
– «Напасть и отобрать, украсть и перепрятать». Максима не нова, Платон.
– Это не максима, а медицинский факт. Вот я и не понимаю, как Костя мог ввязаться в проект с двумя мелкими гадёнышами.
Александров глянул на часы:
– Была у волка одна песня… В аэропорт пора выдвигаться, а то в пробку попадем.
– Костя, в пробку мы уже попали, теперь уж лучше до вечера переждать. Девушки, еще винца?
– Хорошо сидим! Костя, расслабься, – откликнулась Катюня.
– Мужики, предлагаю тост за нас, – Платон поднял бокал. – Мы крупные и мыслящие. Мы всегда договоримся так, чтобы не делить, а умножать. Богатство общества и свое собственное.
– За нас. За крупных и мыслящих! – Коля поднял бокал.
– Да, мы агрессивные! Потому что прём по своим планам. Ломаем людей? Бывает. Но в открытую. Зато мы доносов в сортире при свечах не пишем.
Александров вспомнил, как передернуло его от этих слов Скляра. Он даже не решился взглянуть на него. Или тот так просто ляпнул? Давно это было… Больше пятнадцати лет прошло. Александров так старался стереть это из памяти…
Он закончил бриться и задумался: принять душ или сначала пойти поплавать в бассейн? Загадал: если «папа» до следующей среды примет… тогда он в четверг и даст Скляру ответ. За четыреста лимонов длинного кредита зарядить Португалова, чтоб тот убедил «папу» – это по совести. Помимо проекта, конечно. Выйдя из душа, набрал свою приемную.
– Наташ, все спокойно? Я к обеду приеду. Звони, если что.
Из спальни вышла Катюня.
– Костя, ты дома с утра побудешь? Как хорошо.
– Пусть пробки рассосутся. Понедельник… Пошли в бассейн поплаваем.
– Разве что за компанию, раз уж ты дома…
Завтракали долго, говорили о Сереже. Надо забирать его из Лондона и приставлять к нему репетиторов. Договоренности в академии – это прекрасно, но без подготовки он может просто завалить экзамен, так что никто не поможет. Катюня ныла, что надо слетать к сыну в Лондон, что пальто, купленное в Милане, на ней сидит странно, спрашивала же она Костю, менять пальто или нет… Александров отключился. Пожалуй, надо встретиться с аудиторами, заключение он должен проработать с ними сам и только потом отправлять в Mediobanca.
– …Одна я не полечу, Костя. Давай на выходные слетаем? Весенний Лондон… Ну давай!
– Кать, ей-богу, у меня сил нет. Завтра на весь день в Тулу, в среду – правление. А мне еще неплохо было бы подсуетиться и в Орел рвануть в начале следующей недели, туда правительство собралось, к губеру. А в Лондон в конце недели… Кать, ты меня уморишь.
– Ты забросил ребенка!
– Мы по телефону говорим почти каждый день. Девчонка появилась, и что? Ему шестнадцать. Что ты собираешься ему втолковывать? Что, лучше, если бы у него появился мальчишка?
– Ты как отец…
– Я как отец не вижу предмета для нашего вмешательства.
– Тебе, как всегда, наплевать на семью.
– Кать, не начинай…
– Только не говори, что ты нас всех содержишь, кормишь и поишь…
– Это и так известно. Слетай сама! Проветришься.
– Одна?
– Не могу я постоянно гонять свой самолет туда-сюда только потому, что тебе на «Аэрофлоте» влом.
– Не хами мне.
– Катюня, мы только что из Милана. Все было, как ты хотела: и шопинг, и опера, и даже к Скляру поперлись не известно зачем. Угомонись.