Вместо этого она ответила:
– Сэр Грант? Вот уж на кого бы не подумала!
Однако, по словам того же Крафта-Эбинга, львиная доля мужчин предпочитала именно такие развлечения, и далеко не все эти мужчины обитали в Пекине. К тому же, как отдельно отмечалось, не существовало никаких внешних признаков, позволявших узнать в человеке потенциального садиста.
– Если бы я слышала нечто подобное только от мадам Дроздовой или Аннет Откёр, – второе имя принадлежало жене помощника французского министра торговли, – то решила бы, что это досужие сплетни… Вы не представляете, какие жуткие сплетни регулярно витают по Посольскому кварталу, мадам! Но о сэре Гранте мне рассказал муж.
– У меня есть основания полагать, что мужчины промеж себя сплетничают ничуть не меньше женщин, – уклончиво ответила Лидия, но молодая итальянка снова покачала головой.
– Нет-нет, сплетни – удел женщин, но даже если бы мужчины и сплетничали, Тонио – то есть сеньор Джаннини – вовсе не такой человек.
Они остановились возле магазина тканей, самого крупного во всём переулке. У самых дверей трудился старый китаец. Он замешивал в кадке некую массу, напоминавшую тесто, то и дело присыпая её белым порошком, то поднимая и растягивая тонко-тонко, то складывая пополам и снова отправляя в кадку, присыпав очередной порцией порошка.
– Как только я приехала в Пекин, – продолжила Паола, – муж практически сразу же предостерёг меня от дружбы с сэром Грантом. А когда я спросила о причине такой осторожности, он рассказал о китайских девушках и доме госпожи Цзо в переулке Великого Тигра, куда сэр Грант регулярно наведывается. Моя матушка, пожалуй, сказала бы, что мужу не пристало беседовать с женой о таких вещах, однако мы, члены посольских делегаций, все здесь в одной лодке, так что я рада, что он предупредил меня, от кого стоит держаться подальше. А позже я услышала от мадам Откёр, что недавно произошёл большой скандал – по слухам, в доме госпожи Цзо погибла одна из девушек.
Между тем старик разделил массу на пучки отдельных соломинок не толще швейной иглы, и постепенно возле его тележки собралась толпа, почти перегородившая улицу.
– Что там такое? – изумлённо спросила Лидия, но Паола недоумённо пожала плечами. Тогда Лидия повторила вопрос прохожему, указав на тележку, но ответ – «а, данго!» – ничуть не прояснил ситуацию. Старик в это время растянул массу в длинную колбаску, состоящую из припылённых нитей, а потом шлёпнул на стойку ближайшей лавки, взметнув облачко белой пудры, и, отцепив с пояса острый как бритва резак, принялся кромсать колбаску на кусочки. Лидия попыталась спросить у старика, что он делает и сколько это стоит, но тот, судя по всему, не понимал её вопросов. Наконец она протянула ему несколько медяков, и китаец, отсчитав ей в ответ четыре кусочка, подхватил кадушку и тележку и направился в соседний переулок, чтобы там продолжить своё странное занятие.
– Не вздумайте это есть! – Мадам Дроздова, выскочившая из лавки, выхватила липкий комочек из пальцев Лидии. – Это может быть отрава!
– Чепуха, местные ведь покупают эти штучки детям, – возразила Лидия. В самом деле, стайка из четырёх-пяти мальчишек поглощала эти «данго» с большим аппетитом. Но госпожу баронессу это не убедило.
Завернув данго в бумажку, она швырнула его в канаву, однако ребятишки мигом вытащили комок оттуда и убежали.
– А что это такое?
– Боже праведный, дитя, мне-то откуда знать? – Мадам решительно потащила обеих девушек обратно к рикшам. – Опиум, скорее всего!
Следом за ними покорно плёлся Меншиков (или всё-таки Корсиков), обеими руками придерживая огромные охапки завёрнутых в бумагу покупок – после посещения всех лавок в переулке их набралось так много, что пришлось нанимать четвёртую повозку, чтобы отвезти всё в русское посольство.