– Я очень ценю твою заботу, но я уже вполне здоров, – заверил Рёрик. Разумеется, он преувеличил. В его теле все еще присутствовала слабость, он быстро утомлялся, даже ничего особенно не делая. И все же он хотел помочь приютившей его женщине хоть в чем-то. Обычно его не мучила совесть, но теперь он явственно чувствовал себя неловко оттого, что целыми днями прохлаждается, отсыпаясь завернутым в одеяла.

– Если ты пойдешь к колодцу, то тебя могут узнать, – вдова измыслила более действенный довод. – Ты не должен выходить за ворота.

– Ладно, чем тебе помочь здесь?

– Ох…Ну я не знаю…Наточи нож…– оглядевшись, Марта указала на стол, где возле очага лежал большой старый нож. – Когда я вернусь с колодца, то приготовлю еду. Ты уже скоро проголодаешься.

Из всех дел, которые можно было вообразить, порученное Мартой представляло для Рёрика наибольший интерес и удовольствие. Для воина нет ничего горше, чем остаться без своего снаряжения. И не только потому, что он оказывается уязвим. Забота о своем оружии для него естественна, как забота матери о младенце. Лишившись меча еще год назад, Рёрик теперь уже был рад даже обычному ножу. Расположившись на крыльце, он взял точильный камень, масло и принялся за дело. Его движения были плавными и бережными. И вот вскоре поверх старой кромки проявилась новая.

Рёрик почти закончил точить нож, когда услышал голоса за забором. Вдова объяснялась у калитки с каким-то мужчиной. Они не кричали, но было ясно, что между ними имеется противоречие.

– Я же сказала, уходи. Мой брат болен, и я не хочу, чтобы ты побеспокоил его…

– Я не побеспокою его! – настаивал мужчина, силясь войти в калитку. – Мне надо поговорить с тобой.

– Мне теперь не до разговоров, ступай, – вдова все-таки не впустила во двор своего знакомого и захлопнула калитку. Но тут же увидела Рёрика, сидящего на крыльце. – Это друг моего мужа…Не обращай на него внимания…– зачем-то пустилась в объяснения вдова. Впрочем, Рёрик и не интересовался персоной за калиткой. Его сейчас мало что заботило из внешнего. Единственное, о чем нельзя было не думать – это нестерпимый зуд заживающих ран. Чесотка оказалась столь сильна, что в пору уже разодрать кожу в клочья, лишь бы это ужасное ощущение прекратилось. Тут уж точно не до друзей покойного мужа вдовы. – Все получилось?

– Да…– Рёрик поднялся на ноги и протянул вдове ее нож, перевернув последний рукояткой к ней.

– Очень острый…– похвалила Марта. – Теперь пойди и отдохни…

– Я больше не хочу отдыхать. Скажи, чем еще помочь тебе…

– Ладно…– вдова прислонила ладонь ко лбу, будто вспоминая, что в ее доме может требовать участия мужской руки. – Там в сарае дерево. Если можешь, наколи дров. Топор найдешь там же…

Предположив, что топору вдовы также требуется заточка, Рёрик прихватил с собой оселок и двинулся во двор. Старый сарай зарос плющом. В углу у выхода были аккуратно сложены в поленницу наколотые дрова, которых оставалось немного. Всю остальную площадь помещения занимали заготовки, сваленные в кучу.

Топор был воткнут в пенек. Когда Рёрик взял его в руки, то заметил, что лезвие острое, будто наточено совсем недавно. На нем не было зазубрин, и оно блестело по краю.

Солнце спряталось за лес. А стук топора все еще разносился по округе.

– Пойдем в дом, уже темнеет, – позвала Марта. А Рёрик и не заметил, как завечерело.

– Я хочу доделать, – Рёрик отер тыльной стороной ладони лоб.

– Потом доделаешь. Тебе нужно отдохнуть…– вдова забрала топор из рук Рёрика и положила его за дверь сарая. – Пойдем. Я приготовила ужин…