Враги были повсюду – впереди, сзади, с флангов. Гранды Гедеи и Шайгека, великолепные в своих шелковых халатах и позолоченных доспехах, снова атаковали железных людей.

Окруженные со всех сторон, Люди Бивня умирали. Их били копьями в спину. Стаскивали крючьями с седел и затаптывали лошадьми. Протыкали их кольчуги чеканами. Закидывали стрелами великолепных боевых коней. Умирающие звали жен и богов. Из общего шума то и дело выделялись знакомые голоса. Кузен. Друг. Пронзительный вскрик брата или отца. Темно-красное знамя Котвы, графа Гаэтунского, упало, появилось снова, а потом сгинуло навеки, вместе с Котвой и пятью сотнями тидонцев. Черный Олень Агансанора тоже был повержен и втоптан в грязь. Люди Готьелка пытались спасти своего раненого графа, но были перебиты кианскими кавалеристами. Лишь неистовая атака сыновей спасла Готьелка, но при этом старший из них, Готерас, получил серьезную рану в бедро.

Сквозь шум графы и таны Среднего Севера слышали пронзительное пение труб, командующих отход, но отходить было некуда. Вокруг тучами клубились язычники, осыпая Людей Бивня стрелами, наскакивая на них с флангов, подавляя попытки контратак. Куда ни глянь, повсюду вились шелковые знамена фаним, шитые золотом, с изображениями странных животных. И нескончаемый, сверхъестественный рокот барабанов, отбивающих ритм смерти.

А затем вдруг произошло невероятное: отряды фаним, перекрывавших путь к отступлению, разметало по сторонам, и на их месте возник строй облаченных в белое шрайских рыцарей, выкрикивавших: «Бегите, братья! Бегите!»

Охваченные паникой рыцари пустились скакать, бежать или ковылять вместе со своими соотечественниками. Окровавленные отряды спускались в ложбину. Шрайские рыцари продержались еще несколько мгновений, потом развернулись и поскакали прочь, а за ними гнались язычники – лавина копий, щитов, темнокожих лиц и взмыленных лошадей, море, раскинувшееся от одного края горизонта до другого. Сотни раненых, тащившихся по равнине Битвы, были зарублены на расстоянии броска копья от строя. Люди Бивня ничего не могли поделать и лишь в ужасе смотрели на это. Их песня была мертва. Они слышали лишь барабаны, которые грохотали, грохотали, грохотали…

Вокруг были только язычники и смерть.

– Мы их одолели! Одолели! – выкрикнул Саубон, сплевывая кровь.

Готиан схватил его за плечи.

– Никого ты не одолел, идиот! Никого! Ты знаешь правило! Рассеял их – вернись в строй!

Миновав жидкую грязь, в которую превратился ручей, и пробившись сквозь шеренги воинов, Готиан отправился искать галеотского принца – а вместо него нашел буйного умалишенного.

– Но мы же их одолели! – воскликнул Саубон.

Раздался громкий крик, и Готиан непроизвольно вскинул щит.

Саубон продолжал бредить и буйствовать.

– Мы разбили их, как детей, прежде…

Послышался звук, напоминающий стук града по медной крыше. Новые крики.

– …как детей! Мы им всыпали!

Из груди галеота торчало древко языческой стрелы. На мгновение великий магистр подумал, что принц тяжело ранен, но Саубон просто взялся за стрелу и выдернул ее. Она пробила кольчугу, но увязла в акитоне.

– Мы их одолели, так их растак! – продолжал орать Саубон.

Готиан снова схватил его и хорошенько встряхнул.

– Послушай! – крикнул он. – Они хотят, чтобы ты так думал! Кианцы слишком хитры, слишком гибки и неистовы, чтобы их было так просто одолеть. Надо, атакуя, пустить им кровь, а не рассеять их!

Саубон тупо взглянул на великого магистра.

– Я погубил всех нас…

– Да возьмись же за ум! – взревел Готиан. – Мы – не такие, как язычники. Мы твердые, но ломкие. Это нас одолели! Готьелк из игры выбыл. Он ранен – возможно, смертельно! Теперь ты должен возглавить войско!