Звучало множество гимнов, особенно среди пехотинцев, но потом их заглушил мерный ритм победной песни. Вскоре ее уже подхватил многотысячный хор. Всадники отмечали рефрены громкими возгласами. И даже кастовые дворяне, уже выстроившиеся длинными рядами, запели:
Эта песня была древней, как сам Север, – песня из «Саг». И когда айнрити запели ее вслух, то ощутили, как на них хлынула слава их прошлого, хлынула и связала воедино. Тысяча голосов и одна песня. Тысяча лет и одна песня! Никогда еще они не чувствовали себя так уверенно. Многих слова этой песни поразили, будто откровение. По загорелым щекам текли слезы. Войско воодушевилось; люди принялись бессвязно орать и потрясать оружием. Они стали единым целым.
Кианцы же, используя рассвет в качестве прикрытия, мчались им навстречу. Они были народом жаркого солнца, а не пасмурных небес и мрачных лесов, как норсирайцы, и казалось, будто солнце благословляет их своим великолепием. Его лучи сверкали на посеребренных шлемах. Шелковые рукава мерцали, превращая строй кианцев в разноцветную линию. А из-за строя несся рокот барабанов.
А айнрити все пели:
Саубон, Готьелк и прочие высокородные дворяне собрались для последнего краткого совещания, перед тем как разъехаться по местам. Несмотря на все их усилия, строй получился неровным, болезненно мелким в одних местах и бессмысленно глубоким в других. Между вассалами разных лордов вспыхивали споры. Некоего тана по имени Тронда, вассала Анфирига, пришлось усмирить, потому что он пытался заколоть ножом человека, равного ему по статусу. Но все же песня звучала так громко, что некоторые хватались за грудь, опасаясь, как бы не выскочило сердце.
Кианцы подъехали ближе, расходясь веером по серо-зеленой равнине, – бесчисленные тысячи всадников; казалось, их куда больше, чем предполагали военачальники айнрити. Грохот барабанов разносился над равниной, пульсируя, словно океанский прибой. Галеотские лучники, по большей части – агмундрмены из северных болот, вскинули луки и выпустили залп. На миг небо словно покрылось соломенной крышей, и навстречу приближающейся лаве язычников метнулась разреженная тень – но без особого эффекта. Фаним были уже близко, и теперь айнрити видели полированную кость их луков, железные наконечники копий, одеяния с широкими рукавами, реющими на ветру.
И они пели, благочестивые рыцари Бивня, голубоглазые воины Галеота, Се Тидонна и Туньера. Они пели, и воздух дрожал, как будто над ними вместо неба был каменный свод.
С криком «Хвала Богу!» Атьеаури и его таны бросились прочь из строя, припав к шеям коней и постепенно опуская копья. Все больше и больше домов оставляли строй и мчались навстречу кианцам – Ванхайл, Анфириг, Вериджен Великодушный, сам Готьелк, – выкрикивая: «Так хочет Бог!» Дом за домом срывался с места, словно лавина, до тех пор, пока почти вся мощь Среднего Севера не понеслась навстречу врагу. «Вон они!» – кричали пехотинцы, завидев Красного Льва Саубона или Черного Оленя Готьелка.
Могучие боевые кони перешли с рыси на медленный галоп. Прятавшиеся в траве дрозды разлетелись из-под копыт, лихорадочно хлопая крыльями. Осталось лишь дыхание, лязг железа да стук копыт, впереди, сзади, по сторонам. А затем, словно туча саранчи, в ряды айнрити ворвались стрелы. Поднялся чудовищный шум, где смешалось пронзительное ржание и потрясенные возгласы. Боевые кони валились на землю и молотили ногами, роняя всадников, ломая им спины, дробя ноги.