– Наверное, по-чудацки будет теперь говорить, что вы на моем месте сделали бы то же самое, – грустно усмехнулся Хакмар.

Над плотом повисло долгое молчание. Обостренным медвежьим слухом Хадамаха уловил, как Аякчан беззвучно всхлипнула… и почти нормальным тоном сказала:

– Тебе надо ожоги чем-нибудь смазать. – На Хакмара она по-прежнему старалась не смотреть.

Хадамаха в очередной раз запустил руку в мешок, и к Аякчан подкатился небольшой туесок с пахнущей травами мазью.

– Вот… на медвежьем жиру, – пробурчал он.

Аякчан нервно хихикнула, но хвала Властителю Небес Эндури, интересоваться, не из себя ли Хадамаха жир выпарил, не стала.

– Еще Донгар перед уходом оставил, – пояснил Хадамаха.

– Ты рубашку-то снимай… – сосредоточившись на крышке туеска, словно открыть его было невесть как трудно, прошептала Аякчан. – Как я тебя мазать буду?

Хакмар открыл рот… Хадамаха аж напрягся – неужели скажет, мол, спасибо, не надо, как-нибудь сам… Лицо у Аякчан стало страшным – ну таким, что за нее очень страшно. Хакмар молча рот закрыл и, шипя от боли, принялся не столько стаскивать, сколько обирать с себя черные лохмотья рубахи.

– Что Хакмара взаправду захватили, сообщать не стали, – обрадованно затараторил Хадамаха.

– Я в Огне увидела, – переползая по качающемуся листу Хакмару за спину, пропыхтела Аякчан. – Я все-таки албасы Голубого огня. И мать-основательница Храма, – гордо напомнила она и запустила пальцы в туесок, набирая остро пахнущую травами мазь. – Эта замерзавка Кыыс что, не соображала – как только в твоей камере зажжется Огонь, я сразу узнаю. – Аякчан положила мазь на спину Хакмару.

Тонкие девичьи пальцы коснулись обожженной кожи. Лопатки Хакмара дернулись, точно к его спине копье приставили. Парень напрягся…

– Тебе больно? – испуганно спросила Аякчан.

– Нет, – после недолгой паузы глухо буркнул Хакмар. – Все хорошо…

– Честно?

– Да мажь уже! – чуть не простонал Хакмар.

– Ладно… – растерянно ответила девушка и принялась растирать мазь по красной от Жара коже, покрытой коричневыми рубцами ожогов.

Хадамаха неуклюже завозился на плоту, демонстративно усаживаясь к парочке спиной.

– Кыыс послали за Донгаром и Хакмаром. За черными. Пока они на меня охотились, я много чего понять успел. Королеве нужно наследие Советника. Ты ей не нужна… – Настолько не нужна, что она приказала Аякчан убить. Но этого Хадамаха говорить не стал – не маленькая, четырнадцать Дней, сама сообразит. – Да и не верят ни Королева, ни Кыыс, что ты – мать-основательница Храма.

– Ничего, это скоро изменится, – трудясь над плечами Хакмара, буркнула Аякчан.

– Как? – в один голос настороженно спросили парни.

– Очень просто – я возглавлю Храм, и ни у кого не останется никаких сомнений, – небрежно, словно сообщая, что собирается приготовить рыбу на обед, бросила Аякчан. Остановилась на мгновение… – Нет, сперва, конечно, ни у кого не останется сомнений, а уж потом я возглавлю Храм. В общем, неважно… Результат все равно один. Храм нуждается в переменах – ну хотя бы по жрицам предвзрывного возраста вроде Гамули. Королева с верховными пенсию платить жадничают, вот и держат жриц под Огнем до последнего. А что потом городка-другого не досчитаются – так Сивир большой! – она возмущенно фыркнула. – При мне все станет по-другому! – И она снова начала трудиться над Хакмаровыми плечами.

Хадамаха чуть не рухнул на спину:

– Аякчан, у тебя что, и правда, как про жриц говорят – мозги закипели? За нами Храмовая погоня по всему Сивиру идет, а ты собираешься Храм возглавить?

– Предлагаешь всю жизнь по берлогам прятаться? – недобро прищурилась Аякчан. – Вот потому, что за нами гонятся, я и должна как можно скорее вернуть свое место в Храме. А всех остальных жриц поставить на место! Кроме жрицы Кыыс – ее я просто убью! – покрывая мазью очередной Хакмаров ожог, постановила Аякчан так холодно и твердо, что Хадамаха подумал – а не доброе ли дело он сделал для Кыыс, когда запер ее на поляне Золотой Бабы.