– А на границе?

Левченко пренебрежительно махнул рукой.

– А, граница – это чистая формальность. Обмен между Венгрией и Словакией безвизовый, машины проверяют редко, частенько и паспорта не проверяют. Пограничных войск нет – посему наш парень за километра полтора до черты слезет, пройдется пешочком по горам, проволочный забор, что Венгрию от Словакии ограждает, перелезет – для чего Янош его соответствующим инструментом снабдит – и где-нибудь в заранее оговоренном пункте снова Яношу на борт заберется. То же самое – на словацко-польской границе.

Калюжный задумался.

– Хм, предположим… Ладно, до момента появления нашего мальчонки на польской территории у тебя всё вроде бы ладно. А дальше? Через Буг вплавь? И сдаться белорусским пограничникам? Чтобы они его потом выдали венгерским властям, как беглого преступника? Или примемся Одиссея из брестского изолятора доставать – и засветимся на всю ивановскую?

Левченко улыбнулся.

– Максим Владимирович, ну зачем же так грубо? Вы ж не забывайте, у нас тут есть туз в рукаве – Тетрис и его ребята.

– А как они-то Одиссея перевезут через границу? Это ж живой человек, а не мешок яблок? Или чем они там промышляют?

– А это они решат на месте. Но я в них уверен; еще не было случая, чтобы эти пацаны подводили…

Генерал вздохнул с лёгким сомнением, а затем произнёс:

– Лады. Стало быть, по Польше ты задачу понял, по Одиссею я переброску санкционирую. Действуй! Когда, по твоим прикидкам, он может быть здесь?

Подполковник на минуту задумался, затем ответил решительно:

– Я ему в ближайшие три дня сделаю паспорт – из тех, что есть в наличии, молдавский или украинский, придется ему после побега сменить фамилию и гражданство – и одновременно дам команду нашим мадьярским коллегам ввести в действие план Б; где-то неделя уйдёт на подготовку перемещения нашего парня в Будапешт, еще дня три – на подготовку его отхода. Затем сутки на поездку до Кракова, еще пару дней нужно будет Тетрису, чтобы как-то перебросить Одиссея в любезное Отечество. Итого – две недели.

Генерал ворчливо произнес:

– Экий ты скорый.… Две недели! Ладно, действуй. Где потом думаешь Одиссея использовать?

Левченко покачал головой.

– Не буду загадывать. Сначала нам его надо оттуда достать, а уж потом решим, как, где, и в каком виде он нам будет нужен. А что будет нужен – в этом я нисколько не сомневаюсь!

В это время года в Измайловском парке еще было тихо и покойно – время летнего отдыха москвичей «на природе» (а некоторые уголки этого парка вполне можно было бы отнести к этому почетному наименованию) еще не наступило, многочисленные шашлычные и распивочные заведения еще не начали свою активную работу; по дорожкам и аллеям прогуливались лишь редкие влюбленные парочки, бродили собаководы со своими ручными живыми орудиями человекоубийства (самыми популярными породами Измайловского парка были стаффордширские терьеры и разных окрасов свиноподобные бультерьеры), да иногда пробегали трусцой любители здорового образа жизни – главным образом, поджарые старички в трусах, прельщая сидящих на лавочках редких старух клоками седых волос на костистой груди. Не видно было пока в Измайлово даже вездесущих московских бомжей – ибо ловить им тут пока было нечего, самая жатва для них начнется летом, когда многочисленные компании всерьез и надолго оккупируют все более-менее уютные уголки парка; пока же бродяги промышляют поближе к цивилизации, и своим антисоциальным обликом не уродуют зрелища просыпающейся природы.

Парк еще не зажил полнокровной жизнью – но всё же парочка мужчин возрастом около сорока, мирно прогуливавшихся по аллеям вблизи одноименной станции метро, внимания редких еще посетителей не привлекала. Мало ли о чём нужно поговорить двум взрослым мужчинам вдали от городского шума?