следит за каждым ее движением.

– Это все, что я смогла добыть в аптеке, – сказала Грейнджер. – Сегодня по расписанию не тот день, когда привозят лекарства, понимаете? Мы здесь по другой причине. Но я не хотела приезжать с пустыми руками. Так что это, – она протянула ему тубус, – сверх того. Подарок.

– Мы разочаровавши

ь, – сказал оазианец. – И в
о же время призна
ельны.

Наступила пауза. Оазианец стоял, держа пластиковую емкость, Грейнджер и Питер стояли, глядя, как он ее держит. Луч солнца взобрался на крышу автомобиля, и она засверкала.

– Что ж… э-э… Как вы тут? – спросила Грейнджер.

Пот мерцал на ее ресницах и щеках.

– Я один? – осведомился оазианец. – Или мы вме

е?

Он слабо махнул рукой в сторону поселения позади него.

– Все вы.

Казалось, оазианец долго обдумывал вопрос. И наконец сказал:

– Хорошо.

Повисла еще одна пауза.

– Кто-нибудь еще к нам выйдет сегодня? – спросила Грейнджер. – Повидать нас, я имею в виду.

Опять оазианец долго раздумывал, как если бы вопрос был невероятно сложен.

– Не

, – заключил он. – Я
егодня один
олько.

Он внушительно указал на обоих собеседников, признавая, вероятно, что сожалеет о несправедливом соотношении числа гостей и хозяев – два против одного.

– Питер – особенный гость СШИК, – сказала Грейнджер. – Он христианский миссионер. Он хочет… э-э… жить вместе с вами. – Она неловко взглянула на Питера, ища у того подтверждения. – Если я правильно поняла.

– Да, – легко согласился Питер.

Приблизительно на полпути к расщелине на лице оазианца сверкало нечто вроде шампиньона. Питер решил считать это глазом и посмотрел прямо в него, излучая максимальное дружелюбие.

– У меня хорошие новости для вас. Лучшие, вы таких еще не слышали.

Оазианец наклонил голову к плечу. Оба зародыша, нет, не зародыша, его брови и щеки, ну пожалуйста! – зарумянились, выдавая паучью сеть капилляров под кожей. Его голос, когда он заговорил опять, звучал еще астматичнее прежнего:

– 

вященное Пи
ание?

Слова повисли в шепчущем воздухе на мгновение, прежде чем дошли до Питера. Он не верил собственным ушам. Потом заметил, что облеченные перчатками руки оазианца сложились в форме шпиля.

– Да! – воскликнул Питер, голова у него закружилась от ликования. – Хвала Иисусу!

Оазианец снова повернулся к Грейнджер. Его пальцы в перчатках, сжимавшие тубус, дрожали.

– Мы ждали долго человека по имени Пи

ер, – сказал он. –
па
ибо, Грейнджер.

И без дальнейших объяснений он повернулся и ринулся к двери. Только прозрачные бусины качнулись за его спиной.

– Черт меня подери, – сказала Грейнджер, сдернув косынку и обтирая ею лицо. – Он никогда не называл меня по имени.


Они прождали около двадцати минут. Солнце все еще всходило на горизонте, долька ослепительно пылающего апельсина, похожего на огромный пузырь лавы. Стены зданий сверкали, будто каждый кирпич подсвечивался изнутри.

Наконец оазианец вернулся, все еще сжимая пластиковый тубус, теперь пустой. Он протянул его Грейнджер, медленно и осторожно, отпустив, только когда убедился, что она уже крепко его держит.

– Лекар

ва кончили
ь, – сказал он, – кончили
ь вну
ри в
е любезны.

– Я сожалею, что больше не было, – ответила Грейнджер. – В следующий раз будет больше.

Оазианец кивнул:

– Мы ждем.

Грейнджер, все еще напряженная, пошла к багажнику уложить тубус. Когда она вернулась, оазианец бочком двинулся к Питеру, так что они оказались лицом к лицу.

– У тебя е

ь Книга?

– Книга?

– Книга

ранных Новых Вещей.

Питер моргнул и постарался дышать как обычно. Вблизи тело оазианца источало сладкий запах – не сладковатость гниения, но аромат свежих фруктов.