– Извините, – сказал Питер, – забыл ваше имя. Я очень устал.

– Грейнджер, – напомнила она.

– Грейнджер, – повторил он.

– У нас в СШИК все больше по фамилиям, на тот случай, если вы не заметили.

– Я заметил.

– Немного напоминает армию. Правда, мы не причиняем людям вреда.

– Смею надеяться, что нет.

Она вдавила педаль газа и направила машину к аэропорту. Ведя машину, она наклонялась к рулю и сосредоточенно хмурилась, и, хотя кабина была плохо освещена, он отметил прозрачные края линз на глазных яблоках. Беатрис тоже носила контактные линзы, поэтому он и заметил.

– Вы проехались специально, чтобы подхватить меня?

– Да.

– Вы следите за каждым моим движением? Держите под колпаком?

Она не поняла намека:

– Я просто заскочила в кафетерий, и один из парней сказал, что вы пошли гулять.

– Это вас беспокоит?

Он старался говорить деликатно и дружелюбно.

– Вы только прибыли, – сказала она, не отрывая взгляда от ветрового стекла. – Не хотелось бы, чтобы вы пострадали при первой же вылазке.

– А как же документ, который я подписал? Тот, который указывает, что СШИК располагает двадцатью способами не отвечать за все, что может со мной случиться?

Казалось, ремарка ее задела – она стиснула руль.

– Это официальный документ, написанный параноиками-юристами, которые никогда здесь не появлялись. А я добрый человек и нахожусь здесь, чтобы встретить вас у корабля и, как я сказала тогда, за вами присматривать. Что я сейчас и делаю.

– И я благодарен за это, – сказал он.

– Мне интересны люди, – сказала она, – иногда я попадаю с ними в неприятности.

– Я не хочу создавать вам неприятности, – заверил он.

Кафетерий, освещенный болезненным светом, казалось, надвигался на них во мраке, как если бы другой автомобиль на встречной полосе грозил столкновением. Он сожалел, что его вернули так быстро.

– Надеюсь, вы понимаете, что я приехал сюда не для того, чтобы сидеть и читать журналы в кафетерии. Я хочу выйти и найти жителей Оазиса, где бы они ни были. Мне, вероятно, придется жить среди них, если они позволят, и тогда вам вряд ли… э-э… удастся присматривать за мной.

Она ловко ввела машину в гараж, они прибыли.

– Всякому овощу – свое время.

– Я надеюсь, это время скоро настанет, – сказал он, все еще стараясь говорить доброжелательно. – Как можно скорее, не хотелось бы подгонять вас… Но видимо, придется. Когда у вас будет время вывезти меня?

Она выключила мотор и убрала свои маленькие ступни с педалей.

– Дайте мне час, чтобы все приготовить.

– Все?

– Главным образом провизию. Вы же заметили, что кафетерий не работает сейчас.

Он кивнул, и щекотная струйка пота побежала по лицу.

– Я никак не могу сообразить порядок смены дня и ночи; когда темно три дня подряд, официально – это ночь?

– Да, это ночь. – Она потерла глаза, но осторожно, чтобы не сдвинуть линзы.

– Так что, вы позволяете часам решать, когда начинается день, а когда ночь?

– Определенно. Это не сильно отличается от жизни за полярным кругом, полагаю. Вы сообразуете поведение со всеми, кто просыпается в одно и то же время с вами.

– А что с парнями в кафетерии сейчас?

Она пожала плечами:

– Станко должен там быть, потому что он в ночной смене. Другие… у людей случается бессонница иногда. Или они любят спать на открытом воздухе.

– А люди на Оазисе… э-э… аборигены? Они сейчас спят? Я хочу сказать, надо ли ждать рассвета?

Она взглянула на него настороженно, не мигая:

– Я не имею ни малейшего представления, когда они спят. Или спят ли вообще. Честно говоря, я о них почти ничего не знаю, хотя, вероятно, я знаю о них больше, чем кто-либо.