– Неужели вы ничего не ответили этой актрисе, никак не отреагировали?

– Ничего. И никому не пожаловалась, и Любимову не сказала. Но поскольку были свидетели, до Любимова это потом все-таки дошло.

– Не могу в связи с этим не вспомнить одну историю, которую вы мне рассказывали раньше. Незадолго до смерти Владимир Высоцкий репетировал с вами спектакль на двоих как режиссер. И актеры устроили вам бойкот, никто не захотел прийти посмотреть, что вы делаете.

– Вы знаете, это не был бойкот. Это просто равнодушие. Равнодушие к тому, что происходит у других, во-первых, а во-вторых, в Высоцкого как в режиссера не верили. Это сейчас все Высоцкому друзья и товарищи, он гений и так далее. Тогда к Высоцкому относились снисходительно, считали, что его слава такая… Ну, Марина Влади, ну, песни полублатные, ну, компании вот эти светские… Мы были на гастролях в Париже в 1977 году. В театр Трокадеро, где мы играли, нас возили на автобусах. И вот, я помню, все уже сидят, входит Высоцкий и говорит: «Здравствуйте». Практически никто ему не отвечает, он один раз даже возмутился, говорит: «Ну что вы молчите?!» И Любимов тоже очень снисходительно к нему относился. Это потом он стал говорить, как он Высоцкого пестовал. А тогда было иначе. «Так называемые звезды, – это он про нас с Высоцким, – взяли пьесу Теннесси Уильямса, написанную для двух бродвейских звезд…», ну и так далее, с насмешкой, ерничая. Мы с Высоцким сами договаривались с Давидом Боровским, художником, чтобы он нам помог. Нам не давали сцены и специального времени, мы вынуждены были вклиниваться между другими репетициями. И во время прогона первого акта в зале сидели только Боровский и его приятель, кинорежиссер «Ленфильма», который к нему приехал в гости.

– Вы с Высоцким сильно расстроились?

– Нет, потому что это не было неожиданностью, это было нормально для того времени.

– А вообще у Высоцкого был режиссерский дар, как вы считаете?

– Вы знаете, мы споткнулись, конечно, на втором акте. Первый акт несложный, потому что там два актера, брат и сестра, приезжают в провинциальный город и у Высоцкого монолог о страхе выхода на сцену. Его герой тоже режиссер и актер. Сестра принимает наркотики. Мы эту пьесу взяли неслучайно, честно сказать. Но во втором акте, поскольку там сюжет – убийство родителей, и кто убил – он, она или вообще никто не убивал, и это фантазия, чтобы себя подстегнуть к игре, – были возможны разные варианты. Требовалось конструктивное режиссерское решение. Вот тут мы споткнулись и остановились, и не успели закончить.

– Но интересен сам факт, что у Высоцкого была тяга к режиссуре.

– Да. Например, он хотел на Одесской студии снять фильм «Зеленый фургон» и практически договорился. Он и меня тянул туда, он всех своих тянул. И в «Место встречи изменить нельзя» он меня звал. А я тогда никуда не ездила, я только на «Мосфильме» снималась. Он туда утянул своего друга Ивана Бортника, еще кого-то. Высоцкий потом рассказывал, что Говорухин иногда филонил по каким-то своим причинам. А поскольку Высоцкий приезжал на каких-то два-три дня и ему надо было скорее сняться, он сам говорил «Мотор!». Станислав Сергеевич потом рассказывал, что Высоцкий снимал за эти два-три дня больше, чем было нужно по плану, и что сам Говорухин снимал бы это две-три недели.

– Интересно, вы сразу почувствовали актерский дар Высоцкого? Вы же с ним много играли вместе – «Гамлет», «Вишневый сад»…

– Он в «Гамлете» очень много сам предлагал. Любимов вначале не находил решения, мы два года репетировали. И однажды, на репетиции, мы с Высоцким прорвались в ночной сцене, где Гертруда и Гамлет вдвоем, и не только эмоционально, но и в решении. И после этого все пошло. Любимов потом всем ставил нас в пример, как верно держать планку эмоциональности.