Он подарил Хью кинжал в ножнах. В эфесе слоновой кости поблескивал небольшой изумруд необычного оттенка. Сэр Генри рассказал мальчику, что камень – с захваченного испанского корабля из Перу, что на другом конце света. Хью, не участвовавший в переговорах, сидел среди женщин, вертел кинжал в руках, размышляя, что такое «другой конец света».

Поняв, что ему предстоит поездка в Англию с сэром Генри, он застеснялся и притих, не отваживаясь даже спросить, каково живется в тех землях. Он пытался представить себе Англию. Воображение рисовало бесконечные ряды каменных строений – все огромные, наподобие собора в Арме, куда даже не заглядывает солнце.

Однажды вечером за ужином сэр Генри заметил, что Хью слоняется у залы, заглядывая в дверь. Англичанин поднял кубок и позвал мальчика:

– Заходите, юный лорд.

Ирландцы заулыбались и засмеялись, услышав титул, хотя Хью, сомневаясь в своем английском, подозревал, что над ним подшучивают. Его подзывали жестами. Не дожидаясь, пока его подтолкнут, он выпрямился во весь рост и, держа руку на эфесе кинжала, висящего на перевязи, сам шагнул к великану.

– Милорд, вы согласны ехать со мной в Англию? – спросил сэр Генри.

– Если мои дяди разрешат.

– Они не против. Вы встретитесь с королевой.

Хью ничего не ответил. Как выглядит королева, он себе представить не мог.

Сэр Генри опустил тяжелую, как камень, ручищу на плечо мальчика.

– У меня сынок такого же возраста. Может, чуть помоложе. Его зовут Филипп.

– Фелим?

– Английское имя – Филипп. Слушайте, поедемте завтра, а?

Сэр Генри взглянул на присутствующих смеющимися глазами. Он подшучивал над мальчиком, завтрашний отъезд уже был делом решенным.

– Не рановато ли завтра? – сказал Хью, подражая зычному голосу Терлоха и чувствуя, как сердце ушло в пятки.

Грянул хохот, и мальчик оглянулся на зубоскалов. Стыд взял верх над страхом.

– Если милорду угодно, мы отправимся завтра. В Англию.

Раздались одобрительные возгласы, а сэр Генри медленно закивал огромной, как у быка, головой. Хью поклонился и зашагал к двери, сдерживаясь, чтобы не пуститься наутек.

Выскочив из замка, он промчался по грязной улочке между надворными постройками, мимо бездельничающей стражи в поля, которые с приближением сумерек заволакивало густым туманом. Он без остановки летел хоженым путем по влажной, шелестящей траве к расколотому дубу, который стоял там с незапамятных времен, словно скрюченная черная рука с узловатыми пальцами.

Подле того дуба в траве едва проступали цепочки древних замшелых камней, служивших когда-то фундаментом монашеской обители; на месте обвалившегося погреба земля просела неровными впадинами. Как раз здесь Хью практически случайно добыл своего первого кролика.

В тот день он не собирался охотиться. Он сидел на камне, подставив лицо солнцу, ни о чем не думая, с копьем на коленях.

Когда он открыл глаза, то ничего не видел, кроме коричневого кроличьего силуэта, до которого можно было легко дотянуться. С тех пор он считал это место счастливым, хотя ни за что не пошел бы сюда ночью. Сейчас ноги сами привели его, прежде чем он о нем вспомнил, до того как из головы улетучились мысли о голосах и лицах в зале. Он почти подошел к дубу, когда заметил, что на старых камнях кто‐то сидит.

– Кто здесь? – спросил человек, не поворачивая головы. – Это ты, Хью О’Нил?

– Я, – ответил Хью, удивляясь, как слепой поэт почти всегда узнавал, кто к нему идет.

Слепой похлопал по камню рядом с собой и позвал:

– Иди сюда, – так и не обернувшись, ибо ему это было ни к чему, но Хью всё равно стало не по себе. – Сядь. При тебе есть железо, братец?