– Изумительно… – прошептала Оксана.

– О да.

Вокруг, насколько хватало глаз, разбегались черепичные крыши, как слои на торте. Надувались зеленые купола, вздымались темные готические шпили.

– Карлов мост, – сориентировал Корней. – Собор Святого Вита.

Исторический центр образовывал черно-рыжее пятно радиусом полтора километра, его распиливала надвое река. Сердцевина обросла застройками девятнадцатого века. Двадцатый нарастил свои кольца. Древние пригороды и крепости утонули в сером хаосе новостроек-коммиблоков. Неуместные небоскребы блестели стеклом и металлом на горизонте.

Корнея манили чердаки: оконца под скатами красных крыш. Что они прячут? Пыль и пауков? Или пленительные сказки старого града, шепот эпох?

Он читал взахлеб о мистических тайнах Праги. Об ее алхимиках, големах, русалках, замурованных туннелях.

Ночами на Лоретанской площади скрипела ободьями дьявольская карета детоубийцы Дагмары. Площадь Республики оглашала пьяная ругань голландского пирата. Призрак монахини стенал в монастыре Святой Анежки.

Вдохновленному Корнею хотелось поделиться всеми этими байками с Оксаной. Заразить ее своей любовью.

– Я выучу язык, – серьезно сказала девушка будто бы самой себе. – Разбогатею и найму тебя в репетиторы.

– Разбогатей, конечно. Но для тебя мои уроки бесплатны.

Спускаясь с башни, они держались за руки. Корней успел позабыть, как просто это бывает: падать в отношения, как в аромат августовских яблонь.

– Ты в детстве воровал яблоки?

– Тоннами!

На террасе ресторана играли гитарист и скрипач. Паук устроил логово в конусе лампы. Темнота ползла из тесных проулков внизу, из погребов и чуланов. Вечерняя Прага зажигала огни.

Они ели запеченную утку и пили сваренное монахами пиво. Говорил в основном Корней. Проматывал биографию в обратном порядке: эмиграция, чехарда со сменой профессий на родине (он побывал почтальоном, верстал сайты, ремонтировал кондиционеры), студенчество…

В университете он слыл молчуном, но при Оксане удивительно легко раскрывался. Слова лились потоком. Она же внимательно слушала, поглаживая бокал.

– Ты упомянул интернат, – заметила Оксана. – Твои родители…

– Нет-нет, они живы. По крайней мере, мама. Папа бросил нас, когда я ходил в садик. Это был не сиротский приют. Просто школа, в которой мы жили с понедельника по пятницу. Достаточно жесткая школа.

– Было трудно?

– Пришлось приспособиться. Я рос книжным мальчиком. В интернате таких недолюбливали. Некоторые ребята преподали мне урок выживания.

– Но почему интернат?

Он посмотрел на черепичные складки за перилами.

– Мама налаживала личную жизнь. Она частенько ошибалась в мужчинах. Не всем отчимам я приходился по душе.

– Вы общаетесь сейчас? С мамой?

– Периодически созваниваемся. Я рад, что она заново сошлась со вторым своим кавалером. Он неплохой человек.

– Мне кажется, ты – неплохой человек. – Оксана склонила набок голову. – Но я тоже постоянно ошибаюсь в мужчинах. В чем загвоздка?

– Загвоздка?

– Да. Никак не удается нащупать. Ты симпатичный, умный, добрый, ты – трудяга. Где же подводные камни? Не знаю… Жена в Днепре? Дети?

– Ни жены, ни детей.

– Боже! – Она закрыла ладонью рот в притворном шоке. – Ты… идеал!

– Не буду спорить, – засмеялся Корней.

– Но, без шуток, – Оксана провела ногтем по ободку бокала, – мне давно не было так спокойно с парнем.

Его сердце забилось быстрее.

– Я разучился ходить на свидания.

– Аналогично.

– Только не ты, – усомнился Корней, – уверен, у тебя нет отбоя от поклонников.

– О‘кей, я пользуюсь определенной популярностью среди турок и интернет-эксгибиционистов. Но практика оставляет желать лучшего. Мне двадцать пять, и пять лет я встречалась с одним парнем.