– Но ты прикасался ко мне, – прошептала Эмма.

– Не так, как хотел… И, черт, давай сейчас не будем об этом говорить, или я сделаю нечто, что может шокировать или напугать тебя. Я и так едва держусь, – мужчина дернулся. Но контакт их рук не разорвал.

– Держишься?

– Держусь, чтобы не поцеловать тебя, ясно? – немного сердито ответил Сейм.

– Это должно напугать меня? – Откуда вдруг взялась смелость поднять глаза и встретить эту стихию, что беснуется в глазах напротив.

– Нет. Но то, что я не способен буду остановиться на одном поцелуе, должно. А я абсолютно точно на это не способен. Нам лучше ехать, – тяжело сглотнув, ответил Сейм, но при этом даже не шелохнулся, позволяя Эмме и дальше стремительно тонуть в жадном водовороте своих яростных желаний.

– Хорошо, – одними губами беззвучно произнесла Эмма.

От того, как ни за что на свете не хотелось прерывать этот момент, и от того, что растягивать его дальше уже не было никаких сил, она едва слышно всхлипнула и опять закусила губу.

Карие глаза полыхнули, сначала потемнев почти до полной черноты, а потом карий стремительно стал жидким золотом, и Сейм хватнул воздух так, будто приступ жесткой боли ударил по нему.

– Господи, да что же это… Джи-и-имми-и-и, – простонал он.

Мужчина стремительно подался вперед, слово боялся, что не сможет ее настигнуть. Остановок не было и времени на осознание тоже. Просто их губы столкнулись, немного болезненно и неуклюже в первый момент. Два небесных тела врезались друг в друга, и окружающий мир взорвался, стираясь начисто, распыляясь на атомы, которые будут вечность блуждать в пространстве, чтобы однажды стать новым миром для кого-то другого. А двоим, запертым в тесной железной коробке на пустынной дороге, он был больше ни к чему. В том месте, где больше не было ни молекулы расстояния между их губами и душами, рождалась их собственная новая Вселенная.

– Джимми, маленькая… моя малышка, – словно пушинку, Сеймас пересадил Эмму на свои колени. Его губы на краткие мгновения отрывались, чтобы дать мизерные глотки воздуха им обоим и чтобы шептать сумбурные слова оглушающей нежности. А Эмма не могла разобрать ни одного из них. Но при этом отчетливо ощущала каждую крошечную каплю неистового восторга и восхищения мужчины, ласкавшего ее податливые губы своими жесткими и нетерпеливыми. Впитывала каждое трепетное и при этом жадное прикосновение рук по своему телу и сама подавалась, прося о большем. Не пугаясь того, что собственное тело стало мягкой раскаленной субстанцией в руках этого мужчины. Эмма задыхалась и целовала в ответ. Неумело, суматошно, захлебываясь. Так, словно сердце остановится, как только они разомкнут губы. Руки Сейма бесстыдно скользнули по ее бедрам, задирая платье, и даже тогда ни на секунду разум не вернулся к Эмме. Она приветствовала, выгибалась, требовала больше и больше его рук на себе.

В этот момент со стороны базы появился еще один джип, в котором ехали четверо бойцов в увольнительную. Притормозив напротив, сидевшие там явно поняли, что происходит в машине Сейма и Эммы. Они оглушили их сигналом, заставляя очнуться и отпрянуть, и, отпустив несколько похабных шуток, помчались дальше.

– Господи, Джимми, малышка, что же я творю?! – ужаснулся Сеймас, поняв, где находятся его руки, и быстро ссаживая оцепеневшую Эмму с себя. – Ты, черт возьми, должна была врезать мне за такое!

Мужчина выскочил из машины и стоял согнувшись, успокаивая тело и разум. А Эмма, вернувшись из их общей невесомости, вдруг почувствовала себя такой глупой и одинокой, что слезы без спросу сорвались, делая окружающее мутным и размытым.