Именно поэтому она и не настаивала на том, чтобы быть представленной родителям Вахтанга или познакомиться с его детьми. От погибшей в автокатастрофе жены у него остались двое детей – четырех и двух лет. Жили они у дедушки с бабушкой.

– А ты почему сам детей не воспитываешь? – как-то полюбопытствовала Василиса.

– Какой из меня отец? – он горько усмехнулся. – Мама – психолог, она может им дать все необходимое. А я – перекати-поле. То один театр, то другой. Сегодня здесь, завтра там. Работа до полуночи. Гастроли. Да и вообще. Я не могу на них смотреть без слез, так они мне жену напоминают. Станут постарше, тогда уж.

От мысли, что он может переехать в другой город, у Василисы сжалось сердце. Она действительно раньше не думала о том, что творческая профессия подразумевает свободу перемещений, что в любой момент Вахтангу могут предложить возглавить труппу в любом другом театре страны, в том числе и в столице, и он, ничем не удерживаемый в их городе, уедет, оставив ее одну.

Пожалуй, именно эта горькая мысль и заставила ее согласиться на его уговоры и все-таки съехаться под одной крышей. Снова стояло лето, и жаркий предгрозовой ветер гнал по улицам тополиный пух, когда она загрузила в такси несколько чемоданов со своими вещами и нырнула в новую жизнь, так и не став Вахтангу законной женой.

Положа руку на сердце, сказать, что после этого что-то принципиально изменилось, было трудно. Утром она вставала, когда он еще спал, и убегала на работу, стараясь не греметь чашками. После работы она покупала продукты и готовила ужин, дожидаясь его дома, если они не договаривались куда-нибудь сходить или съездить, или мчалась в театр или на вокзал, если они куда-нибудь отправлялись.

С вечерних спектаклей он возвращался не раньше десяти вечера, когда хронически не высыпающаяся из-за дежурств Василиса уже клевала носом. Они ужинали, занимались любовью, а потом она все-таки засыпала, не дожидаясь, пока он уляжется в постель. Проснувшись от какого-то звука, она в полудреме видела, как Вахтанг смотрит какой-нибудь фильм в Интернете, ероша волосы, читает новый сценарий или азартно «режется» в танчики. Спать он ложился в два, а то и в три часа ночи, когда Василиса уже находилась в глубоком и ровном сне.

Встав в шесть утра, она с нежностью вглядывалась в его молодое, красивое, породистое лицо и нет-нет да и задумывалась, могут ли люди со столь разным жизненным укладом и распорядком дня жить одной семьей.

То, что Вахтанг меняется, она заметила не сразу, а оценила и сформулировала и того позже. Он стал гораздо резче разговаривать с нею. В его голосе то и дело мелькали собственнические нотки. Он указывал ей, что носить, а что не стоит. Выказывал недовольство, если она после работы отправлялась на встречу с подругами. Устраивал сцены ревности из-за брошенного в ее сторону взгляда случайного прохожего. Все чаще он был раздражен или недоволен. Раздражение и недовольство были вызваны именно ею, Василисой.

Первый звонок, который заставил ее задуматься и серьезно с ним поговорить, прозвенел в октябре. Вася тогда уехала в деревню, где на тот момент еще жили не переехавшие к ней поближе мама и бабушка. Квартира в соседнем доме была уже куплена, но решиться на окончательный переезд они все еще не могли, хотя Вася и работу маме уже подыскала – в поликлинике той же больницы, где работала сама. Василиса маму с бабушкой особо не торопила, потому что не представляла, как объяснит им, что живет не дома, а у Вахтанга.

В деревню она поехала, отпросившись с работы на пятницу и вернувшись в субботу вечером. Вахтанга дома не оказалось. Не успела она разобрать сумку, выгрузить банки с солеными огурцами и квашеной капустой, картошку и морковку, любовно собранную мамой для дочки, как ей позвонила подружка.