Достаю из кошелька сто пятьдесят и протягиваю девочке. Та смотрит на деньги, улыбается и вдруг говорит:

- У меня один самый красивый есть.

Она копается в поясной сумочке и достает браслет с ярко-голубыми стразами. Я протягиваю руку, и девочка завязывает мне браслет на руке.

- Очень красиво! – ласково говорю я.

Рука, которая держит два пакета, уже начинает отваливаться, и я торопливо иду к машине.

От «Ауди» пышет раскаленным железом. Солнце, отражаясь от полированной поверхности, слепит глаза. Я торопливо убираю мороженое в термосумку, кладу пакет в багажник. Где же Максим? Вижу, как парень выходит из дверей «Пятерочки», машу ему рукой, не захлопывая багажник, и рысцой несусь в пиццерию. Мне уже страшно хочется вернуться на дачу. Пекло неимоверное. Иришка предлагала мне гулять по Москве? Да что я, ненормальная, что ли?

Когда я подхожу к двери в пиццерию, над ней разливается мягкое голубое свечение, едва видное в солнечный день. Не рановато ли включать подсветку? Но вечером, наверное, смотрится очень красиво. Я толкаю дверь пиццерии и вваливаюсь внутрь. И тут же пораженно отрываю рот.

5. ГЛАВА 5. Э-э… Пиццерия?

Я явно попала не в то помещение. Длинный зал с высокими полукруглыми потолками, наводящими на мысль о средневековых каменных палатах, тонет в полутьме. В углу валяются затянутые паутиной доски. В зале стоит такой промозглый холод, что у меня по спине под легкой блузкой пробегает дрожь. Пахнет плесенью, гарью и чем-то еще странным, сладко-кислым. Зал освещается висящим на стене тусклым светильником с лампочкой, имитирующей свечу.

Что-то вспыхивает прощальной искрой под ногами, я невольно пугаюсь и отпрыгиваю в сторону. Прямо подо мной, у порога на каменные плиты нанесен какой-то сложный рисунок, представляющий собой множество переплетенных между собой гептаграмм. Линии нанесены светящейся в полумраке голубой краской, и по ним, постепенно затухая, пробегают белые искры. В каждом углу многоугольника разложены голубые камни. Они то ли светятся сами, то ли отражают свет единственной лампы.

Что за черт?! Мне хватает пары секунд, чтобы окинуть взглядом это пристанище сатанистов, после чего я вздрагиваю и еще больше пугаюсь.

Из темного угла ко мне навстречу выдвигаются две высокие фигуры. Они попадают в полосу света, и я пугаюсь еще сильнее. Это двое мужчин. Их длинные волосы собраны то ли в грязные косички, то ли в дреды, кончики которых окрашены в красный цвет. Лица выплывают из темноты бледными овалами, на которых горят глаза. Одежда на мужчинах выглядит пыльной и мешковатой. И неуместно этнической.

- Я не туда… Простите! Ошиблась! – пищу я и на ощупь шарю в поисках ручки. Нервно за нее дергаю.

Дверь открывается с большим трудом. Скрипит. Я шагаю за порог, не отрывая взгляда от странных рабочих. Мужчины тоже смотрят на меня, но интерес в их глазах кажется каким-то приглушенным, мертвым.

Я захлопываю за собой дверь, оборачиваюсь, и сердце проваливается в пустоту. Улицы нет.

Передо мной каморка. Странный холодный свет просачивается из пыльного стеклянного полукруга под самым потолком. Что? Сердце после секундной остановки начинает колотиться как бешеное. Где я? Где уличная парковка, с которой я пришла? В каморке стоит такой же промозглый холод, как и в соседнем зале. Где я, мамочки? Как я вообще тут оказалась? Дышать становится трудно. Вместе с паникой на меня наваливается злость. Это что, шутка богов? Или пранк? О резко начавшейся шизофрении думать пока не хочется.

Я трогаю рукой стену, но она шершавая, холодная и очень настоящая. Такая же, как и три другие. Что, прохода нет? Так, остановись, мой мозг, не уезжай в Дальнее-Кукуево! Мои демон и ангел оба отвечают мне офигевшими взглядами.