– Представь, – шептала Кляпа в утреннем транспорте, когда вокруг стояли такие же, как Валя, уставшие женщины с потухшими глазами, – ты заходишь в кафе. Он встаёт, смотрит на тебя, как на гостью из глянцевого журнала. А ты – такая сдержанная. Чуть—чуть улыбаешься. Говоришь: «Привет, Андрей». И всё. Он твой. Это не просто кофе. Это акт психологического выравнивания.

– Это мерзко.

– Это справедливо. Ты возвращаешь себе силу. Через кружевное бельё и уверенную походку. Мы не мстим, Валя. Мы лечим. Мы строим мосты. Ну, точнее, мостики. Из чулок и помады.

Валентина больше не возражала. Она начала думать. А потом – представлять. Не слишком всерьёз. Пока. Но каждый раз, когда в голове всплывало лицо Гриневича, уже не с ухмылкой девятиклассника, а взрослое, чуть уставшее, с тенями под глазами и новой уязвимостью, – она вздрагивала. И не только от злости.

– Ты боишься, что тебе понравится, – однажды сказала Кляпа с почти материнским теплом. – И правильно боишься. Потому что это будет момент, когда ты поймёшь, что давно могла быть сильной. Ты просто слишком долго притворялась серой.

Валя в ответ ничего не сказала. Но в тот же вечер положила в корзину на «Вайлдберриз» чёрное бельё. Не заказала. Просто посмотрела. Размеры – уточнила. Цвета – примерила к себе в голове.

Кляпа довольно хмыкнула.

– Это не просто секс, Валя. Это историческое возмездие. Он бросал в тебя жвачки, а ты кинешь в него свою женственность. Со всей силой накопленного достоинства.

Валентина начала писать сообщение в восемь утра. Удалила его в 08:01. Потом снова написала в 08:07, на этот раз без смайликов. Ещё через пятнадцать минут добавила «привет» в начале, потом удалила – слишком по—дружески. В 08:24 она вставила фразу «неожиданно увидела тебя», перечитала и решила, что звучит, как донос. Снова удалила. В 09:02 сообщение было готово: «Привет. Неожиданно увидела тебя – было бы интересно встретиться». Без точки в конце. Точка выглядела угрожающе.

Она сидела над телефоном, как кот над зеркалом: и хочется, и страшно. Подумала о кофе, но рука дрожала, и идея показалась небезопасной. Через две минуты после отправки ей стало плохо. Её затошнило от внутреннего напряжения. Пальцы вспотели, подбородок зачесался, уши горели. Внутри неё – вакуум, в котором отчаянно звенела мысль: «Зачем ты это сделала?»

Ответ пришёл через четыре минуты. Всего четыре. Как будто он сидел там же, держа телефон в руках, в ожидании её письма, как старый знакомый из чата поддержки.

«Привет. Конечно, я только за. Когда и где?»

Она перечитала раз десять. Сначала подумала, что ошиблась адресатом. Потом – что он не узнал её. Потом – что это троллинг. Потом – что она умерла и теперь в каком—то постироничном аду.

– Вот это да, – протянула Кляпа, с выражением гурмана, которому неожиданно подали идеальную пасту. – Валюша, у тебя официально открылся доступ к источнику школьных унижений. И, по ходу, источник сам рад доставке.

– Он… он согласен, – прошептала Валя, глядя в экран, как в приближающийся поезд. – Так сразу?

– Конечно. Видишь, какой он доступный? Ты всю жизнь боялась подойти к нему, а он, оказывается, всегда был открыт – почти круглосуточная аптека твоих комплексов. Заходи без маски, работаем по выходным, без рецепта.

Она попыталась набрать ответ. Пальцы дрожали. Первая версия сообщения была слишком формальной, вторая – слишком игривая, третья – выглядела, как приглашение на собеседование. В итоге отправила самое нейтральное, что придумала: «Пятница, 19:00, кафе „Жёлудь“. Подойдёт?»