– Я тоже, – говорит он тихо.

Я улыбаюсь.

Кейн убирает руку, отстраняясь с такой осторожностью, какой я и не думала у него обнаружить.

Я смотрю, как он тянется к учебнику, одиноко брошенному в яркую подушку цветов.

- Оставь, - перебиваю его, сбрасывая назад.

Кейн неодобрительно качает головой, но не возражает, он снова притягивает меня к себе и обнимает за плечи.

– Мне не нравится, что из-за меня ты стала небрежно относиться к учебе, – нежно упрекает он.

Я втыкаюсь лицом в его грудь, вдыхаю его запах и качаю головой. Я ничего не могу сделать с глупой улыбкой, растянувшейся по лицу.

Да, я снова прогуляла последний урок. Это было совсем несложно, я сказала, что маме нужна моя помощь в предстоящей выставке.

– Ты виделся с Оливией? – осторожно спрашиваю я. Я стараюсь, чтобы голос не выдал моего волнения, но не знаю, выходит ли у меня.

– Мне разрешили забрать ее завтра.

- Кейн... - я сомневаюсь всего миг. – Мэй сказала, что ее отдают в новую семью. Это правда?

В воздухе зависает невозможная тишина. Я знаю, что ему больно это слышать, но не могу с собой ничего поделать.

Я никак не могу перестать об этом думать.

– Они не заберут ее, – говорит Кейн вдруг затвердевшим голосом. – Я буду бороться за нее до последнего. За вас обоих. Клянусь, я буду пытаться. Потому что я люблю вас обоих сильнее, чем что-либо в этом поганом мире.

Я встаю и смотрю в его глаза. Я вижу в них синий огонь и думаю – почему мое сердце снова начинает танцевать чечетку? Мне казалось, я научилась контролировать свое тело, но всякий раз, когда он говорит мне такие вещи, у меня один за другим идут сбои в системе: сбивается дыхание, учащается сердце, кружится голова и отмирает мозг.

Мгновение – и мы сливаемся в таком безумном поцелуе, что у меня отказывают легкие. Кейн притягивает меня к себе так сильно, что нам обоим не хватает воздуха.

Его запах, знакомое чувство необъяснимого комфорта от одной мысли, что он рядом, – это все, что наполняет меня сейчас. Я верю ему от первого до последнего слова. А затом я едва узнаю его низко поставленный голос, в котором пробивается тонкая брешь:

– Знаешь, Ким, я постараюсь, – он берет паузу. – Прийти на твой выпускной.

Я с минуту осознаю, и если бы не эндорфины счастья, внезапно ударившие в голову, я бы серьезно забеспокоилась о своей способности мыслить.

Я радостно бросаюсь на него, целую лоб, щеки, нос, глаза…

Кейн смеется.

– Да постой же, – мягко бросает он, глядя мне в глаза. – Я действительно ничего не обещаю, Ким.

– Мне и этого достаточно, – моя улыбка растягивается до ушей. – Я буду ждать, Кейн.

И меня наполняет ни с чем не сравнимое ощущение: ты словно расправляешь свои крылья, о которых давно забыл, и вздымаешься в небо. Медленно и плавно отрываешься от земли, возвышаясь над уменьшающимися в размерах деревьями. Туда, где листья ласково шелестят в ответ, нашептывая выцарапанные на столетнем дубе-исполине инициалы, соединенные знаком вечной любви.

19. 19

День за днём. Вот уже больше недели всё идёт своим чередом. Я стараюсь вникать в суть школьных курсов, я правда стараюсь. Я учусь. Не могу сказать, что моя успеваемость по прежнему занимает самое главное место в моей жизни, но учёба помогает мне держаться на плаву, когда приходится молча сидеть в комнате со знанием, что сегодня Кейн не придет, или за ужином с родителями, от речей которых меня откровенно тошнит.

Учеба помогает мне, когда в голову лезут мысли, от которых меня саму передёргивает. Она помогает мне не сойти с ума, когда я сижу на уроке физики и думаю о том, что увижу