– Воевода сказал – поспешать… – бормотал смущенный челядин. – Чтобы вот прямо сей час… не мешкать…

– Случилось что? – спросил Торлейв, пока его отроки седлали коней.

– Беда к нам пришла неминучая… такое нам сделали…

– Сделали?

– Ну, сделали! – выразительно повторил челядин, и Фастрид догадалась:

– Уж не про колдовство ли речь?

Словом «сделать» обозначают наведенный вред, как словом «знать» обозначают само умение этот вред навести.

– Истовое слово, боярыня… Поклад[51]… подкинули… беду накинуть хотят…

Торлейв только поднял брови, потом опустил углы рта: не то чтобы испугался, скорее удивился.

Вскоре Торлейв с двумя своими бережатыми въезжал на двор к Вуефасту. Сразу понял, что дело и впрямь нешуточное: оба боярина, хозяин и Мистина, стояли возле крыльца и ничего не делали – ждали его. Торлейв удивился еще сильнее: он-то здесь при чем? Он не колдун, не волхвит какой!

– Будьте целы, бояре! – Он соскочил с коня, бросил повод Патроклу и поклонился. – Звали меня?

– Звали.

По лицу Мистины Торлейв видел, что тот считает дело нешуточным, и в сердце впервые кольнул холодным клювиком страх. Напугать Свенельдича – это надо суметь.

– Для тебя дело есть. – Мистина холодным взглядом, за которым пряталась ярость, посмотрел на Торлейва, потом на его бережатых. – Иди глянь.

Он кивнул в сторону крыльца, и Торлейв увидел на ступеньке крыльца кусок пергамента.

– Руками не трогай, – предупредил Мистина, когда Торлейв сделал шаг.

Рядом с пергаментом лежали кузнечные клещи, и это подкрепило мысль о колдовстве.

Подойдя, Торлейв наклонился и вгляделся. И понял, почему его позвали: пергамент был тесно покрыт значками, больше всего напоминающими… греческие буквы?

– Дэмонио месимврино[52]…

– Узнал?

– Да это вроде как…

Оглянувшись, Торлейв сделал знак Патроклу подойти. Тот тоже нагнулся.

– Агни́ Парфэ́нэ![53]

– Греческие письмена, да?

Мистина по-гречески не понимал – двадцать лет назад, в походе по Вифинии вдоль Греческого моря, запомнил сколько-то слов, но за эти годы почти все забыл. Читать он и вовсе никогда не учился, но как выглядит греческое письмо, знал.

Торлейв встал на колени и попытался что-нибудь разобрать.

– Ум… ноиритоз… от… отиа… окси… э… биак… Тьфу! – Он оглянулся на Мистину. – Чушь какая-то!

– Что значит-то? – нетерпеливо спросил Вуефаст.

– Да ничего! Не знаю я таких слов. А ты, Орлец?

Торлейв взглянул на Патрокла: мать Патрокла, Акилина, учила читать их обоих, чтобы вдвоем было веселее, но Патрокл, не ожидая, что это искусство ему пригодится, овладевал им не так уж усердно.

– Еще раз прочти, – попросил он.

Торлейв еще раз прочел первую строку, потом дальше.

– Чушь собачья. – Патрокл помотал головой. – Нету таких слов. Не по-гречески это.

– Но черты-то греческие! – Вуефаст издали потыкал пальцем.

– Буквы греческие, да. Писец… – Торлейв вгляделся, – не слишком-то умелый, рука неуверенная, но граммы настоящие. Дай еще погляжу.

Вдвоем с Патроклом они прочли шепотом одну строку за другой (Патрокл все время крестился на всякий случай, и Торлейв пару раз повторил за ним), но если из букв и складывались короткие осмысленные слова, то смысл их не вязался между собой.

– И-не-сап-су… не спасу? Воззов… воззову? И еще одно слово выходит неприличное, – сказал наконец Торлейв, поднимаясь на ноги. – Бред какой-то. Как будто наугад граммы чертили. А слов таких не бывает.

– Может, ты не знаешь чего? – усомнился Вуефаст.

– Само собой, откуда ему знать такие слова? – ответил ему Мистина. – Мой парень черными чарами не балуется.

– Черными чарами? – в один голос повторили Торлейв и Патрокл.