– Она даже не китамарская инлиска, – молвил Гаррет. – Она кетилийка. Никто не будет принимать ее всерьез. Все поймут, что это лишь сделка. Нас перестанут уважать.

– Уважать деньги не перестанут, – сказал Роббсон, возвращаясь к листку. – Деньги всегда в почете. В этой семье мы расхлебываем дерьмо, которым нас потчуют, и ты не благороднее прочих из нас.

– Я этого не говорил.

– Я занят работой.

Гаррет сделал шаг назад, по-театральному нарочито кивнул не заметившему того дяде и повернул обратно на лестницу. Надежда испарилась как не бывало, и он не мог придумать названия тому, что пришло ей на смену. Или же мог, но очень не хотел.

Сэррия стояла у главного входа с новенькой горничной. Когда Гаррет проходил мимо, глаза пожилой женщины встревоженно расширились:

– Что-то не так, сударь?

Он не ответил.

Сегодня Элейна остановилась в своей келье при Братстве Кловас. Вполне естественный для нее ночлег. Учителям и отцовской страже преподнесена легенда о том, где она. Слуги в Кловасе не привыкли к ее постоянному присутствию, поэтому, если Элейна уйдет, они не разнесут немедленную тревогу, а встречаться с Теддан в доме Аббасанн – напрашиваться на подозрения. По крайней мере, Элейна так полагала. Она присаживалась на койку, вставала и разглаживала платье, опять садилась, вставала, расхаживала. Казалось, будто на вершине дворца глядит с громады утеса Старых Ворот вниз на реку. То же головокружение, та же дурнота. Она ожидала, что найдется какая-то ее часть – может, эхо голоса воображаемой матери, – что велит ей остановиться. Но ничего подобного не находилось.

Теддан явилась за час до захода солнца. С собой она прихватила кожаную сумку. Ее шелковое платье окрашивали все цвета заката от красного до оранжевого и серого, покрывая тело, платье как бы многое обещало. Брови у Элейны поползли вверх от ошеломления пополам с восторгом. Теддан задрала подбородок и замерла, на мгновение представ в позе статуи некой богини плодородия. Когда же Элейна начала хохотать, кузина захохотала с ней вместе.

– Спятила, – сказала Элейна. – Тебя же запомнит любой.

– Все они запомнят кого-то, – возразила Теддан. – Не сыщут причин думать, будто это я. То есть догадки-то будут, но никаких доказательств. Остальное не имеет значения. На вот, накинь сверху… – Она двумя пальчиками указала на платье Элейны и подкинула на кушетку однотонный коричневый плащ.

Накидка прислуги, с глубоким капюшоном и длинноватым для ее ног подолом. Элейна завязала тесемки на груди, пока Теддан окутывала другим плащом свою блистательную красоту.

– Подействует? – спросила она.

– Никто не заметит служанку, кроме других слуг, а они знают, как не болтать лишнего. Вот увидишь.

«Увижу, – подумала Элейна. – Да, уж точно не откажусь».

Они выскользнули в заросший плющом переулок, миновав кухни братства. Элейна стала поворачивать на восток, к реке, но Теддан взяла ее под локоть и повлекла к западу.

– Куда это мы? На Камнерядье?

Теддан не отвечала. Кажется, улыбалась, но при надвинутых капюшонах наверняка не поймешь.

Акведук, отмечавший западный край Зеленой Горки, был построен века назад ради подвода свежей воды к селениям за Дворцовым Холмом, а также преградой набегам врага, давно с той поры покоренного. Широкий, точно канал, по краям он был мелок, значительно углубляясь на середине. Гранитные блоки, из которых его вырубили, законопатили смолой, которую обновляли раз в несколько лет, чтобы не просачивалась вода. У пешеходного мостка, перекинутого через акведук ближе всех к северной стене, Теддан приостановилась. Она достала из сумки две маски – черно-золотую и синюю с белым и протянула вторую Элейне.