Вернулся Вадька с понурой головой. В одной руке шинель, в другой злосчастный погон.

– Она вернулася в слезах, оставив честь ему и плавки… – закатив хитрые глазки, со скорбным лицом выдал экспромт Гриня.

– Прибью!.. – обрывает насупившийся Вадька. – Между прочим, старшина сказал, что у меня получается лучше, чем у некоторых, – заявляет он, скептически глядя на наши потуги.

– Да? Слушай, это заметно. – Похоже ехидничает всегда серьезный Кошкин-Бабай.

Кстати, когда говорит Кушкинбаев, мы его зовём то «Бабай», то «Кошкин-бай», то «Кошкин-Бабай», он не обижается, его круглое лицо всегда неподвижно, а глаза спрятаны в узких щелочках, и не поймешь, как сейчас вот, где он шутит, а когда говорит серьезно.

Вадька не успевает отреагировать, его с грустью и мечтательностью перебивает Стас, он белёсый, из Прибалтики, латыш кажется:

– Эх, сейчас бы мою сестренку сюда. Она бы вмиг всё пришила, – с грустью замечает он.

– А она у тебя красивая?

– Кто, сестренка? Что ты, конечно! – Лицо у Стаса расплывается в счастливой улыбке. – Представляете, она у нас с детского сада, как начала там что-то шить-вышивать, так с тех пор все сама дома и шьет. Мамке во всем помогает… Умница!

– Слушай, а её фотка у тебя с собой есть? А сколько ей лет? – всерьез интересуется Гришка.

– Она у нас уже взрослая, в четвертом классе учится.

– Фу-ты, ну-ты! А я уже и жениться собрался, – притворно расстраивается Гришка.

– Ты-ы? – удивляется Стас неожиданной для него перспективе. – Да никогда!

– Чё никогда? – не понял Гриня. – Почему это? Я ж не на тебе женюсь, а на сестре твоей, балда. – Резонно парирует.

– Н-нет! – отчего-то зверея, заявляет Стас. – Я её брат. И я не разрешу ей, ясно?

– Так она же в меня влюбится… В меня! Понимаешь? Ты-то здесь причем? – Упорствует озадаченный Гришка.

Этот захватывающий диалог уже переходит на уровень опасных, повышенных децибел – пахнет дракой. Мы в замешательстве молча наблюдаем за этой неожиданной вспышкой, ничего не понимаем – чего это они завелись…

– Не вл-любится! – орёт Стас.

– А вот вл-любится! – верещит Гришка.

– А я сказал, н-нет, – упорствует Стас.

– Кто ты такой, чтобы она в меня не влюбилась? – Белея от обиды, кричит напрочь отвергнутый Гриня.

– А ты-ы кто такой?

– Это я кто такой?..

Они, отбросив шитье уже подскочили (перья дыбом), встали в боевую стойку. Один высокий, другой маленький… Нужно срочно разливать.

– Стоп, стоп, стоп! – встаю между ними. – Эй, чего вы в самом деле? Нашли, когда делить шкуру медведя… – спиной отодвигаю Гришку подальше. – Стас, девчонка-то еще маленькая – подрастет, сама решит. – Поворачиваюсь к Гришке, – и ты, Гриха, кончай доставать, жених… Научись, вон, пуговицы правильно пришивать.

– А чего я-то? Он шуток не понимает, а я виноват, да? – Недоумевает отвергнутый жених.

– Это не шутка, а моя сестра. – Не унимаясь, стоит на своем Стас.

– Ну и пусть твоя сестра, мне-то что? Мужики, чего это он? Я же пошутил.

– Всё, всё, кончайте. Я на ней женюсь. Всё! – шуткой закругляю их спор.

– Вот тебе, Павел, можно. – Совершенно неожиданно реагирует Стас. – А этому балабону – нет.

– Ничего себе! Пронину, значит, можно, а я, значит, извините, балабон? – опять вспыхивает Гриня, но спохватывается, примирительно машет рукой: – Ну ладно, ладно, – молчу. Пашка, на свадьбу-то, хоть, пригласишь?

– Конечно. Уж тебя и Стаса обязательно. Шей, давай.

– Между прочим, старшина сказал, – с не прикрытой ехидцей вставляет Вадик, – кто не успеет всё пришить, на ужин не пойдет. Да вот!

О, на ужин?! Очень вовремя он это сказал!