Затруднение Клара распознала мгновенно. Дочь Канла Даскеллина, Санна, бросала ледяные взгляды на старшую дочь лорда Банниена, а Несин Пиреллин готова была залиться слезами. У Клары от неловкости заныло сердце – неужели и ей случалось вести себя так откровенно и недостойно? Она все-таки надеялась, что нет.

Не сказать чтобы вина лежала только на девушках. Роль женщины в придворной жизни всегда зависела исключительно от замужества, и в этом заключалась некоторая доля блага. Клара в свое время, раньше двадцатых именин, встала к алтарю в этом же храме и тем самым получила место при дворе, которое с тех пор не менялось. Она сделалась леди Каллиам, баронессой Остерлингских Урочищ, однако так же легко могла стать баронессой Нурнинг или попросту леди Мивекилли, женой графа Лоупорта. В любом случае ее положение и ранг были бы определены раз и навсегда, и внутри этих границ она была бы так же вольна устраивать жизнь по собственной прихоти, как и теперь. Без Доусона она все равно оставалась бы Кларой. Однако смысл этого был бы иным. Сейчас девушки смотрят на Гедера Паллиако и видят шансы на упорядоченную жизнь, статус и власть. Потому что их так научили – и потому что они правы.

Впрочем, это не дает им повода испортить праздник.

– Барон Эббингбау! – воскликнула Клара, устремляясь к Гедеру и беря его под руку. – Я вас всюду ищу. Ты не будешь против, дорогой, если я уведу от тебя лорда Паллиако?

– Пожалуйста, матушка, – ответил Джорей, выражая взглядом благодарность, которую не мог высказать вслух.

Клара улыбнулась и осторожно направила Гедера в сторону, стараясь увести его так, чтобы никто не заметил принужденности. Уютная ниша в стене храма вполне годилась для бесед, хотя Клара совершенно не представляла себе, о чем говорить. Одна из странностей Гедера Паллиако, о которой до сих пор никто не упоминал, состояла в том, как быстро он способен меняться и как разительны такие перемены. Прежде чем Гедер вместе с Джореем отправился воевать в Вольноградье, Клара слыхала о нем лишь отдаленно – как и о любом из тех, кто не входит в ближний придворный круг. После его возвращения, когда она танцевала с ним на празднестве в его честь, ошеломленный и растерянный Гедер глядел на все с изумлением ребенка, впервые в жизни видящего, как ведун превращает воду в песок. Затем он исчез на все лето – долгое, ужасное лето – и вернулся похудевшим, жестким и уверенным. Каким-то образом он узнал все о Фелии Маас и ее муже. Теперь, после зимы в новом поместье, у него наметился второй подбородок, а беспокойство окутывало его настолько плотно, что, казалось, иссушало кожу.

– Спасибо, леди Каллиам, – произнес Гедер, вытягивая шею и оглядываясь на знатных девушек то ли в надежде, что за ним побегут, то ли в ужасе от такой перспективы. Скорее всего, смешивалось то и другое. – Я не очень-то знаю, что делать в таких обстоятельствах.

– Порой доходит до неловкости, да?

– Барон без баронессы, – напряженно улыбнулся Гедер. – Раньше они меня и вовсе не замечали.

– Я уверена, что это не так, – произнесла Клара, хотя была совершенно уверена в обратном.

Гедер вдруг зацепился за что-то взглядом, глаза сощурились от радостного предвкушения. Клара обернулась, – оказывается, приехал сэр Алан Клинн.

Его лицо заливала такая бледность, что он казался почти призраком. Зрелище сообщников, казненных за предательство, обрушилось на него как болезнь, и выздоровления пока не предвиделось. Гедер воевал под начальством Клинна, и Клара знала, что между ними существовала какая-то вражда. Ей вдруг пришло на память, как она застала своего старшего сына Барриата, тогда еще семилетнего, за сожжением мотыльков. Невинность и жестокость – свойство мальчишек. То же Клара видела сейчас и в Паллиако и не могла не вспомнить, каково это – растить трех мальчиков.