— Надеюсь, вы не возражаете против сладкого завтрака? Вы все так обворожительны, что не вам бояться лишних калорий!

На самом деле — Кир мог бы не тратить время на красноречие. Карамелина услышала уже про главное достоинство завтрака и начинает нетерпеливо дрыгать ножками, не слезая с моих колен, восторженно мурлыча себе под нос:

— Съядко, съядко…

— Горе тебе, если у тебя нет ничего, чем может подкрепиться моя Конфетка. Мы тебя съедим тогда, — я посылаю Киру предупреждающий взгляд, но он не ведет ни ухом, ни усом. Не боится!

— У меня есть все. Только совесть, как всегда, в спящем режиме, — провозглашает он гордо и распахивает дверь перед горничной с сервировочным столиком на колесиках. Выражение лица у него такое — будто английскую королеву пускает в наш номер.

— Ва-а-а-а, — Карамелька заходится восторженным возгласом. И я в принципе с ней согласна. Потому что привезли — красивое.

Для Карамельки — красивая розетка на тонкой ножке. В ней — взбитый йогурт и кусочки вишни и черники. Так… Главное мне эту красоту подальше отставить. Все равно кормить с ложечки буду, так хоть розетка выживет. Она того стоит!

Для меня…

— Эй, ну у меня же слипнется, — смеюсь, принимая из рук Кира блюдечко с песочной корзиночкой. Маме полагается почти такое же, только мое пирожное украшено клубникой, а мамино — вишней.

— Ну, если слипнется, мы с этим вместе разберемся, милая, не переживай, — Кир подмигивает мне и улыбается похабно. Эй, ты чем там разлеплять собрался, нахал?

Выставив горничную за дверь, Кир занимает свое место за столом, но садиться не спешит. И вот тут я понимаю, что вместо чашек с кофе на столе вообще-то шампанское.

Шампанское и чашка молока для Каролинки.

— Катерина, — Кир прокашливается и явно очень старается, чтобы его голос звучал как можно пафоснее, — в этот знаменательный день…

— Секундочку, пожалуйста, — виновато стреляю глазами к Киру и поворачиваюсь к маме. Она тянется за своим бокалом осторожно, явно очень надеясь, что я не замечу, как трясется у неё мелко правая рука.

— Держи, — осторожно вкладываю бокал в мамины пальцы, — мамуль, не стесняйся просить, пожалуйста.

Она кивает, но я знаю, что в следующий раз снова придется это повторять. Она так отчаянно переживает, что мне приходится о ней заботиться, что совершенно забывает себя беречь.

Будто если она о себе не позаботится и с ней что-то случится — как-то облегчит мою жизнь.

— Я слушаю, Кирюш, — снова разворачиваюсь к несчастному своему парню, что терпеливо ждет, когда я обращу на него внимание

— В этот знаменательный день, — Кир старательно пародирует голосом сову из Винни-Пуха, явно чтобы мне было посмешнее, — я хочу попросить тебя, чтобы ты…

Это происходит почти мгновенно.

Карамелька, которой явно надоело ждать, пока взрослые натреплются перед тем, как её накормить, делает то, что делает всякий разумный голодный человек. А именно — нападает на еду.

Вот только розетку-то с её йогуртом я отодвинула. И как быть?

А зачем на йогурт, если есть мамкино пирожное?

Нежный крем издает мягкое причмокивание.

Я перехватываю Каролинку поудобнее, отрываю её от своей корзиночки, в креме которой теперь отпечатался курносый Карамелькин носик, встряхиваю.

Только…

Что-то я определенно делаю не так.

Потому что моя мелкая тут же наливается алым, и начинает судорожно хватать воздух ротиком.

Подавилась!

Мои инстинкты быстрее мыслей. Это мозг там пока высчитывает, а чем там могла подавиться девочка в простейшем из пирожных, а мои руки — уже делают свое дело. Как там было у Комаровского? Наложить кулак на точку солнечного сплетения, резко надавить…