И вместо нормального взрослого разговора… получил шокером.

Поделом!

— Папа, — Антошка пыхтит и теребит меня за рукав, — так что? Ты хочешь жениться на той тете?

Интересно, как дети это ощущают? На каком простейшем эмпатическом уровне это для него очевидно?

— Я бы хотел, малыш, — покачиваю головой, — но она не согласится.

— Из-за меня, да? — Антон мрачнеет еще сильнее. — Тетя Наташа говорила, что только дура согласится чужого приемыша воспитывать.

Ох, уж эта тетя Наташа из квартиры сверху…

Многодетная мамаша, которая и слыхом не слыхивала про планирование семьи, и с кулаками бросалась на наряд полиции, приехавший за её дебоширом-муженьком. Ей бы про свою семью думать, а не лезть в нашу.

Ладно, зайду к ней после того, как уложу Антона. Скажу пару ласковых.

— Нет, Антоний, — у меня выходит ухмыльнуться, но как-то кривовато, — думаю, ей-то ты бы как раз понравился.

— А чо ей тогда надо? — бесцеремонно интересуется Антоний, у которого все просто, как табуретка. И поди-ка ему объясни, что я и сам с удовольствием задал бы Холере этот вопрос.

Вместо ответа щекочу Антона в бок.

— Мороженое. Ты не выбрал. Или ты другой десерт хочешь?

— А тут есть? — Антон заинтересованно высовывает нос у меня из-под руки.

— Вон, целая витрина десертов, — киваю к дальнему краю барной стойки, — дуй, выбирать.

Боже, благослови сладкоежек. Их так просто отвлечь от того, что на их неудобные вопросы кое-кто не хочет отвечать.

Черт бы побрал этот шокер.

Тело, испытавшее шокирующие ощущения, еще некоторое время будет дергаться от каждого чужого движения.

А уж от вибрации телефона в кармане брюк я чудом не подскакиваю.

Что, неужели Холера так быстро прислала обещанную декларацию?

А нет.

Это Васнецов.

Птичка-обломинго тоскливо покрякивает у меня за плечом. Я отчаянно хочу замотать её клюв скотчем. У принятых три года назад решений обратной силы нет.

А Холера...

Она верно сказала. Нас ничего не связывает. Как бы меня ни бесил этот факт.

— Ну и как оно прошло? — Васнецов звучит так, будто уже готов выезжать, чтобы под покровом ночи вынести из гостиницы труп убиенной Холеры в каком-нибудь ковре.

Я стреляю глазами в сторону Антония, но он накрепко влип — наморщив лоб, отчаянно выбирает между клубничным чизкейком и яблочным пирогом. Это вечный выбор, он во время этих страданий ничего не слышит.

— Хреново прошло, — и все-таки я выкручиваю голос и спускаю почти до шепота.

— Не удалось поговорить?

— Ну, почему, — ухмыляюсь криво, — удалось. Только разговор пошел через одно место.

— Она показалась мне сегодня серьезной, повзрослевшей, — задумчиво роняет Егор, — неужели только показалось?

— Она ни при чем, — признаю неохотно, — это я… не сдержался.

— Ты? — удивленно произносит Васнецов.

Удивительный человек. Иногда мне кажется, что он обо мне слишком хорошего мнения. А ведь столько лет меня знает.

— Она была не одна, в гостинице, — мрачно откликаюсь, ломая пальцами зубочистку, — я это… не оценил.

Это, конечно, краткое описание спектра прошедших через меня эмоций. С самого начала, когда она тянула руки к тому мажористому утырку. В процессе, когда он прикасался к ней, разминал хрупкие плечи, прикрытые лишь тонкими лямочками её сарафана, целовал…

Я даже не задавался вопросом, что она могла в нем найти.

Парня этого я видел в ресторане и до того, как он вышел в соседний зал. И официанточки от него млели, только так. Кажется, парочка чуть не подралась за право его обслуживать.

Если вывести деньги из уравнения, на стороне нынешнего кавалера Холеры однозначно была молодость и независимость. И я не мог этому ничего противопоставить.