– Свирид Антонович!

Дед Свирид подошёл к телефону, поправил галстук и торжественно снял трубку.

– Слушаю?!

Из трубки донеслось хриплое бормотание, и Бурлак несколько растерянно передал ее Бандуре.

– Из города… Вас просят…

Чей-то раздражённый голос хрипел в трубке:

– Слушай, Бандура, снова твои штучки!.. Снова мы обо всём узнаём последними! Почему не советуешься? Почему не ставишь в известность? Ну, погоди, мы с тобой ещё потолкуем!

Трубка щёлкнула и замолкла. Бандура спокойно повесил её и бодро соврал окружающим:

– Обижается, что не пригласили. Свириду Антоновичу передаёт персональный привет!

И снова грянул оркестр. Под руководством завмага на веранду вносят подарки от колхоза. Медленно проплыл в руках у Степана большой новый телевизор. С трудом двое здоровых парней втащили по ступенькам новую швейную машину. А вот и сам завмаг сопровождает ослепительную эмалированную ванну, озабоченно приговаривая:

– Осторожней!.. Дефицит!

В толпе пожилых оживление:

– Ну, теперь у Антоныча не жизнь, а малина!

– Лежи себе в ванне, да телевизор посматривай!

Вручение подарков окончено. Снова над столом поднимается Бандура.

– Предлагаю поднять над первой коммунистической хатой этот красный вымпел!.. Не забув? – тихо спросил он у Метелёва.

Константин вспомнил окоп и кусок кумача, который его старшина прятал под гимнастёрку.

– …Прошу оказать доверие и поручить подъём флага моему фронтовому другу – герою Константину Метелёву!

В толпе зааплодировали. Грянул оркестр, и флаг медленно поплыл вверх. Подтянулись люди на улице, посерьёзнели… Кое у кого даже невольно руки потянулись вверх: то ли честь отдать, то ли пионерский салют…

Знамя гордо заколыхалось над хатой. Смолк оркестр.

– От и всё, – улыбнулся Бандура. – А теперь, по случаю коммунизма – танцы!

…Маленький сельский клуб. На сцене играет уже знакомый нам оркестр. Поминутно хлопают двери. Это входят всё новые и новые девчата. Войдя, они деловито снимают испачканные грязные сапоги, ставят их к стенке и надевают принесённые с собой нарядные туфельки. О количестве танцующих девчат можно судить по бесконечной шеренге сапог, стоящих вдоль всех четырёх стен. А двери клуба хлопают снова и снова.

Вот девушки вытолкнули на середину деда Свирида, и он, помолодевший за этот день, закружился с Мартой.

…В паре с красивой молодицей торжественно проплывает Бандура.

– А крышу уже починили, – говорит вдова.

– Ещё бы! Я ж им сказал, что следующее заседание вновь у вас будет!

Мелькают пары. Подпрыгивают стоящие вдоль стен женские сапожки, как бы собираясь тоже пуститься в пляс.

В маленькой комнатке, за кулисами, стоят Бандура, Метелёв, дед Свирид и Сердюк. Курят. Сюда доносится музыка. Её заглушает громкий голос Сердюка.

– Как хочешь, Гриць Карпович, а я тебе в глаза скажу: непорядок это!.. Вчера тридцать человек на работу не вышло, позавчера – тридцать пять, а семена под открытым небом лежат. А к вечеру дождь будет! А ты – танцуешь, вместо того чтобы людей на погрузку согнать!..

– Розумиеш, Федор Андреевич, не умею я людей «сгонять». – Бандура спокойно затянулся. – Коров, чи там коз – могу, а людей – не умею!

– Но до вечера семена пропадут!

– Значит, треба вывезти, – так же спокойно ответил Бандура.

– Может, ты их прямо с танцев на погрузку поведёшь?

– Спробую. – Бандура аккуратно погасил папиросу и бросил её в урну.

– Смеяться будут! – предостерегающе крикнул Сердюк.

– Посмеёмся вместе. – Бандура шагнул к двери, но его остановил дед Свирид.

– Стой, Гриць Карпович!.. Разреши мне!.. А нет – возьму лопату и сам до утра грузить буду!