– Я что думаю, – задумчиво сказал он, бережно наполняя рюмки, – ведь господин Савиш прямо в ордер попал, еще повезло, что старшего патрульного не ранил. Пробила пуля бумагу, а толку? Заарестовали нашего начальника, хоть и по дырявому ордеру. Что ж это получается, бумага нынче сильнее пули, а?
Они чокнулись и выпили. Маслянистая «Китобойка» обволокла горло, выдавила слезы на глаза. Патрульный закашлялся и китыхнулся.
– Бумажный меч надежней стали… – произнес Баклавский.
– Как вы сказали, господин инспектор?
– Так где же Чанг? Савиш?
– Я так понимаю, в головной все… Ох, тыква пареная, записка-то! Вы уж не серчайте, господин инспектор!
Патрульный поднял пресс-папье и подал Баклавскому сложенный листок.
Густое сплетение сиамских букв.
«Лук – два мешка.
Яблоки – семь ведер.
Китов пусть выторгует Май.
Мука – четыре килограмма.
Яйца – три десятка.
Покупать? Дайте знать, я позвоню».
– Еще по одной? – спросил патрульный, видя, как нахмурился старший инспектор.
Двадцать семь – это на Ручье. Что происходит? Как Чанга туда занесло? Его ли это рука? Баклавский узнал бы почерк помощника, но не по-сиамски.
«Покупать», – написал он на чистом листе «пневмы» и сунул его в чистую капсулу. За китов… За китов… Таких китов можно было сторговать за пятерку! Предусмотрительный ход – скрыть не последнюю, а третью цифру. Без нее – десять адресов на выбор в разных кварталах. Чтобы проверить все, понадобилось бы поднять на ноги всю полицию Пуэбло-Сиама. Двадцать семь – пятьсот сорок три.
Подписав капсулу, Баклавский рывком рычага отправил ее в путь. Потянулись долгие минуты. Выпили еще по одной. Потом зазвонил телефон.
– Побудьте пока в патрульной, – сказал Баклавский и снял трубку.
Крупные фигурные снежинки прилетали из сковавшей мир темноты и разбивались о стекло, как птицы.
– Он стрелял в меня, шеф, – сказал Чанг. – Стрелял в своего. У нас так не принято.
– Почему ты не отвез его в Новый порт? – спросил Баклавский.
– Он вопит как свинья даже от пустячной боли. Мне удобнее разговаривать с ним без посторонних.
– Чанг, – голос сорвался, пришлось откашляться. – Ты старший патрульный Досмотровой службы. Ты не можешь…
– Не беспокойтесь, шеф, мне не приходится применять силу. Почти. Шакал очень разговорчив.
– Чанг, – Баклавский постарался, чтобы его голос звучал убедительно. – Нужно…
– Я обещал заботиться о вас как об отце. А шакал продал вас за карточный долг и обещание вашего кресла, – голос Чанга состоял из презрения и ярости. – Мы еще не закончили с ним беседу.
Баклавский промолчал.
– Билет в «Ла Гвардиа» Савиш получил еще вчера, – продолжил Чанг, – от бывшего моряка по имени Макс. Мелкая сошка. Ночует в Слободе – в «Амбре» сдаются комнаты всякому сброду. Про его девчонку шакалу ничего не известно. И что хуже всего, Савиш не знает, кто его купил. Обычный незнакомец – после покера в «Золотом плавнике». Купил как шлюху. Уже давно, шеф. А два дня назад сообщил, что пора отрабатывать. И Савишу даже не стыдно. Он говорит, вам все равно не помочь.
– Чанг, – сказал Баклавский, – привези его в порт и посади под замок. Не натвори глупостей, я прошу тебя.
– И еще, шеф… – Сиамец будто не слышал обращенных к нему слов. – Я очень беспокоюсь за брата. Если Май не вернется в порт, я перережу шакалу горло.
И повесил трубку.
Баклавский дрожащими руками открутил колпачок с капсулы «пневмы», которую, пока разговаривал с Чангом, едва не сложил пополам. Из картонного цилиндра на стол выпал обрывок шпагата. Сначала это была петля, затянутая хитрым узлом, а потом петлю разрезали, и получился «икс», две веревки, связанные крест-накрест.