Отец появился без промедления, но, увидев посетителя, не попытался вежливо выпроводить его, а, напротив, пошел навстречу, приветственно разводя руки:

– Господин Баклавский, какими судьбами? – И, уже приблизившись, спросил гораздо тише: – Что стряслось? Помощь нужна?

– Давно не виделись, Лукавый, – пожимая руку бывшему контрабандисту, сказал Баклавский. – Ерунда, не беспокойся. Мне бы нешумное место без лишних ушей и телефонный аппарат. И рому.

– Конечно, конечно… – Лукавый засуетился, провел мимо стойки, через кухню в хозяйские комнаты, усадил Баклавского к камину и пододвинул телефонный столик. – Никто не помешает, господин Баклавский, будьте покойны.

– Почти, – непонятно усмехнулся инспектор.

Дочка хозяина внесла поднос с хрустальным графинчиком, низким толстостенным стаканом и чашкой дышащего паром кофе.

– Вы тот самый Баклавский, да? – спросила тихонько, чтобы не услышал отец, торопливо зашторивающий окна. – Папа говорит, вы его судьбу спасли!

– Преувеличивает, – сказал Баклавский.

Лукавый цыкнул на дочь, зачем-то поклонился и вывел ее из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. От камина накатывало умиротворяющее тепло. Сейчас усну, отрешенно подумал Баклавский, и пусть все катится киту под хвост. Но жгучий браслет сразу напомнил о себе. Так. Надо сосредоточиться.

За окнами вовсю шло гулянье – Слобода знала больше праздников, чем рабочих дней. Где-то бренчали китарры, выводила незамысловатые мелодии гармоника. Потрескивали в огне осиновые полешки. Каминные часы начали отбивать десять… Баклавский вскинулся – надо же, все-таки уснул! Налил из графина почти полный стакан, задержал на секунду дыхание и залпом выпил. Ароматное пламя опустилось в желудок. Глоток терпкого кофе помог окончательно открыть глаза. Ах, Лукавый-стервец, поразился Баклавский, драгоценной бирманики для дорогого гостя не пожалел!

Сначала он позвонил в порт и сказал Чангу выезжать за ним. Помощник так обрадовался звонку, что Баклавский едва сдержал улыбку.

Потом настал черед Мейера.

– Уголовная!.. – и тут же придурковато-бодрый голос сменился другим, чуть гнусавым, дерганым, усталым:

– Здесь Мейер. Слушаю вас.

– Привет, сыщик! Это Ежи.

– Секунду!

Было слышно, как на том конце провода хлопнули дверью. Потом Мейер заговорил негромко и разборчиво:

– Значит, так, Баклавский, пикантная ситуация. У меня тут перед глазами списочек подозреваемых по очень неприятному делу. Ты каким-то образом угодил туда в первую строчку.

– Дай угадаю, – сказал Баклавский. – Взрыв на Золотом сегодня днем. А я – организатор.

– Прямо удивляюсь, кто из нас сыщик, – съязвил Мейер. – Что делать будем? Я должен тебя допросить.

– Только не сейчас! Могу предложить другое развлечение.

– Рассказывай. Ты ведь всегда выдумывал, чем «штифтам» заняться.

– Для начала скажи: ты уверен, что ловишь не меня?

Мейер зашелся противным мелким смехом:

– Твою персону мне подают из-под воды на китовом хвосте. Не люблю таких совпадений. Да и тебя знаю слишком давно. Зачем ты встречался с плетельщицей?

– Я не встречался.

Баклавский явственно представил себе, как Мейер хмурит брови, как закладываются вертикальные складки на переносице, надменной дугой выгибаются губы.

– Ежи, не делай из меня идиота!

– Плетельщиц в зале было две, тебе уже сообщили?

Тишина.

– Из них настоящая, по имени Энни, – одна. Ее и взорвали вместе с охранником. Кто на самом деле вторая – я не знаю, но ее парня зовут Макс. Здоровый морж, если не из моряков, то из уличных. Они устроили мне спектакль с переодеваниями почище «Коральдиньо». В результате я как дурак отправился в Сети. Сейчас сижу в Слободе – с продырявленным боком, но живой.