Однако Первая мировая война оставила в наследство не только агрессивные намерения великих держав, но и руины империй – Австро-Венгерской, Османской и Российской. На их месте появились новые европейские нации-государства, которые, как правило, придерживались после 1919 года националистического курса в экономике. Самый знаменательный пример представляет собой, конечно, Россия, где в 1917 году произошла революция. Угроза ее распространения, словно туча, нависала над миром весь остаток XX века: и правда, в результате российской революции коммунизм победил не только в СССР, но и во многих других странах. Система централизованного планирования коммунистических государств исключала свободный рынок на национальном уровне и свободную торговлю на международном. Коммунистические режимы установили на внешнюю торговлю жесткие ограничения. Новая волна деколонизации поднялась после Второй мировой войны, когда рухнули Британская, Французская и Голландская империи. И завоевавшие независимость государства также на первых порах следовали националистическому политическому курсу, который предполагал экономическую автаркию и активное вмешательство в дела рынка.

В итоге в послевоенное время на Западе постепенно произошла существенная либерализация торговли, тогда как большая часть развивающихся государств двигалась в противоположном направлении. И лишь после того, как в конце XX века с традиционной экономической политикой покончил формально коммунистический Китай, а также страны Азии, Латинской Америки и других развивающихся регионов мира, «глобализация» поистине превратилась в глобальное явление.

Поражение, которое глобализация потерпела в межвоенное время, имеет и экономические причины. В случае с экономическими факторами их часть также начала действовать еще до того, как государства пришли в столкновение (O’Rourke and Williamson 1999). С наступлением 1870-х годов на большей части континентальной Европы стали вводиться меры сельскохозяйственного протекционизма, что серьезно помешало дальнейшей интеграции рынков, затронутых этими мерами. Но, помимо этого, неевропейские страны, имевшие самостоятельность в сфере таможенной политики, также массово переметнулись к протекционизму, стремясь защитить свою нарождающуюся обрабатывающую промышленность от иностранной конкуренции. Это происходило в Латинской Америке, Соединенных Штатах, на востоке и юго-востоке Европы и даже в самоуправляющихся доминионах Британской империи. Кроме того, во всех уголках Нового Света все чаще стали вводить ограничения на въезд мигрантов – и все более суровые. Справедливо или нет, но считалось, что потоки людей из беднейших частей Европы давят на зарплату неквалифицированных рабочих, увеличивают безработицу и тем самым создают еще большее неравенство.

После войны этот источник давления сохранился и даже усилился как следствие боевых действий. Война исказила международную географию производства, заставив противоборствующие страны Европы переместить ресурсы из гражданской сферы в тяжелую промышленность, нацеленную на военные нужды. Европейские государства, сохранявшие нейтралитет, а наряду с ними неевропейские государства, заняли освободившееся место и стали поставлять недостающие товары потребления и продовольствие. В результате после войны конкуренция в этих отраслях обострилась, подтолкнув к протекционистской политике. Стремление к протекционизму усилилось из-за экономических трудностей, связанных с избытком мощностей в тяжелой промышленности после войны. Что касается миграции, то в США экзамены на грамотность, введенные в 1917 году, в 1920-е годы заменили более жесткой мерой в виде квот на въезд. Эти квоты предпочитали выделять выходцам из Западной Европы и не давать азиатам, а сохранялись квоты на всем протяжении 1950-х годов, пока в 1960-е годы не были проведены либеральные миграционные реформы.