– Допустим, она видела убийцу. Может, он и её убил. Или она испугалась и убежала, потом где-то оступилась и упала, сломав голову.

– Труп не нашли, – напомнил ищейка.

– Тогда она убежала и спряталась, – продолжила я с убежденностью.

Вариант, что Тиффани жива, устраивал меня гораздо больше.

– Если она действительно была похожа на тебя, в это можно поверить, – хмыкнул Хантхоффер. – Пошли, посмотрим на место преступления.

Вроде бы с чердаком у телохранителя было всё в порядке. Так как же, Котька Пертц, мы посмотрим на место преступления, которое произошло больше пятнадцати лет назад?

Оказалось, что каким-то образом полицейским магам удалось законсервировать помещение, в котором всё случилось. Оттуда забрали только трупы, но позже заменили их муляжами максимального приближения к реальности. И находится всё это великолепие теперь в ведомстве полицейской академии.

– Когда я сдавал лейтенантский экзамен, нас водили туда на экскурсию, – пояснил под конец Хантхоффер.

Полицейская академия (тут я вынуждена была довериться ищейке) располагалась на окраине Отьенсбурга. Поэтому я остановила первую же свободную двуконку (здесь их почему-то называли на галисийский манер фиакрами). Телохранитель уселся рядом, назвал адрес и сунул мне под нос всё ещё не изученную папку с родословием эф Гворгов.

Ехать в открытом фиакре и читать документы, подвергая их риску вылететь на полном ходу, при моей любви к порядку – сущее безумие. Поэтому я брала бумаги по одной, а потом передавала их ищейке. Тот держал папку и следил, чтобы бумаги оставались на положенном месте, но отчего-то нервничал.

Начала я, разумеется, с конца. То есть с неизвестного дедушки-барона.

Он оказался младшим и единственным выжившим ребёнком в семье – его братья и сестры умирали в младенчестве. Звали дедушку Феликсом, и, сопоставив даты, я пришла к выводу, что к моменту знакомства с бабушкой Алекс он был едва ли на полгода старше её. Женился в тридцать два, через три года родилась Тиффани. Получалось, что у нас с ней разница всего восемь лет. Пожалуйста, Пресветлые Небеса, пожалуйста, только бы она была жива!

– Странная эпидемия смертей была в семействе эф Гворгов, – подал голос ищейка.

Он, к моему удивлению, тоже бегло просматривал бумаги, и вот, полюбуйтесь, обнаружил аномально высокую смертность среди баронов и их наследников. Пожалуй, прадедушка Якоб увёз семью на другой континент не только из-за воровского дара барона Феликса, но и из-за… да, больше всего это походило на проклятье.

Удивительно, почему же сами эф Гворги не замечали, что род проклят? Ведь с их возможностями не так трудно найти специалиста, чтобы тот разобрался в причине и избавил от эдакой пакости?

Я взяла следующий лист и стала искать подтверждения своей теории. Отец Феликса, барон Аурелий, тоже был единственным выжившим ребенком и умер от несчастного случая на охоте в возрасте тридцати трёх лет. Предыдущий барон Хильдеборг унаследовал баронство в двадцать, когда от горячки умер его старший брат. Погибший Анастазиус был сверходарённым вором. Об этом говорила краткая приписка, цитирую: «…в возрасте шестнадцати лет на спор вынес из императорской сокровищницы ценностей на сумму…»

Что и откуда он вынес в свои двадцать шесть, после чего погиб от горячки, а в семействе стали умирать дети и взрослые?

– Анастазиус эф Гворг, – ищейка подтвердил мои выводы. – С него всё началось. До того бароны были долгожителями.

В это время кучер фиакра начал притормаживать лошадок. Я подняла голову и увидела высокий кованый забор, отграничивающий территорию полицейской академии от соседствующего с ней парка. Там под лёгким ветерком приглашающе шелестели кроны лип и дуболистов, даже до фиакра доносился одуряющий аромат цветущего шиповника, а солнце светило так, что хотелось лимонада и всего, что обычно мама складывала в корзину для пикника. И мне так нужно было хоть немного отдохнуть и отвлечься от всех проблем… Я обещала себе, что обязательно зайду в парк, прежде чем вернуться в центр, в свою комнату в гастхаусе фрау Шмидт.