Утром 7 сентября Евгений Баратынский познакомил Александра Сергеевича со своим давним приятелем, профессором Карлом Фёдоровичем Фуксом, который приехал проводить друга в имение. Скорей всего, известный казанский врач и учёный Карл Фукс, извещённый Баратынским о приезде Пушкина, не упустил возможность свести близкое знакомство с великим поэтом. К тому же зная о цели путешествия гостя, Фукс, страстный исследователь истории Казанского края, хотел поделиться любопытными сведениями из времён Пугачёва. Они действительно оказались полезны и интересны друг другу и, как отмечала после в воспоминаниях супруга профессора Александра Фукс, в те полчаса успели так хорошо познакомиться, словно давно жили вместе. С Фуксом Александр Сергеевич договорился о встрече вечером. Едва проводив друга Евгения, он пустился в поездку по известным местам Пугачёва, о которых ему, должно быть, поведали профессор, а днём ранее – старик Бабин.

Пушкин тронулся в путь один на дрожках, запряжённых тройкой лошадей. По-видимому, поэт желал, чтобы никто и ничто не отвлекало его от погружения в трагические события, происходившие здесь. В воображении своём он мог беспрепятственно рисовать картины боёв, расположение пушек и войск противников, делая пометки в своих записях с названиями памятных мест. Александр Сергеевич проехал по Арскому полю и Сибирскому тракту, где, как было известно, повстанцы разбили конный легион полковника Николая Толстого. Далее Пушкин двинулся за город к месту ставки бунтовщиков, располагавшемся на крутом левом берегу Казанки, – Троицкой ветряной мельнице купца Л. Ф. Крупенникова. У селения Царицына (Советский район) поэт осмотрел места ожесточённых сражений, которые продолжались три дня. Восстановив таким образом общую картину, Александр Сергеевич вернулся в город с желанием осмотреть одну из главных достопримечательностей Казани – Кремль, потратив на обзор полтора часа.

Казанский Кремль, подвергшийся бунтовщиками обстрелу из пушек, мог заинтересовать поэта ещё по одной занимательной причине. В бытность Петра I обветшалые стены планировалось укрепить и окружить земляными брустверами. К предполагаемым работам царь привлёк прадеда Пушкина по матери Абрама Петровича Ганнибала – знаменитого «арапа Петра Великого». По ряду причин замыслы так и остались на бумагах, а Кремль – без должных укреплений, и пушки Пугачёва сумели разрушить часть крепостной стены. Следы смертоносных ядер пытливый глаз исследователя мог разглядеть и сквозь нестойкую побелку, пытавшуюся скрыть раны старого Кремля.

На обед Пушкин отправился ещё к одному старому знакомцу – казанскому поэту, драматургу и публицисту Эрасту Петровичу Перцову (на ул. Профсоюзная). Перцова он знал около десяти лет и хвалил его комедии за тонкий юмор и точную сатиру, и не раз говорил Баратынскому о таланте казанского литератора. Александра Сергеевича в доме Перцова уже дожидался Карл Фёдорович Фукс, бывший в приятельских отношениях с Эрастом Петровичем, и ещё несколько гостей.

По воспоминаниям брата Перцова – Платона, Пушкин не ожидал сбора большого общества, так как прежде договаривались лишь о присутствии домашних. Поэт был одет просто и смешался, увидев, как много людей прибыло лицезреть его, он даже хотел неприметно удалиться, но его удалось остановить.

Тут уместно было бы сказать о внешнем виде Александра Сергеевича, каким он предстал в том путешествии, по воспоминаниям В. И. Даля. Одевался он «в сюртук, плотно застёгнутый на все пуговицы, сверху шинель с бархатным воротником и обшлагами, на голове измятая поярковая шляпа. На руках: левой на большом, а правой на указательном по перстню. Ногти на пальцах длинные лопатками». Эти необычно длинные ногти упомянула позже и Александра Андреевна Фукс. Она писала, что при прощании с её мужем Пушкин крепко сжал его руку и оставил следы от ногтей, которые не проходили несколько дней. Вспоминала об этой причуде мужа сама Наталья Николаевна, отмечая, что являлось это не свидетельством неряшливости, а странной для многих прихотью поэта, о которых он сам писал: