– Вовсе не чересчур. Просто строгая. И это для их же пользы.

Фифи снова отпил из фляжки и тут же затянулся. Казалось, в этом адском ритме он черпал вдохновение.

– Ты даже при родах не присутствовал! – выдал он, словно внезапно вспомнив о своем главном козыре.

К такому удару в спину Пассан оказался не готов.

– Она решила рожать на родине, – признал он через пару секунд, – чтобы у детей было японское гражданство. Я согласился с ее решением.

– Но поехала она туда без тебя. – Панк забил гвоздь поглубже.

Пассан нахмурился, жалея, что доверил Фифи эту тайну.

– Она хотела быть в кругу семьи, – пробормотал он. – Говорила, что роды – дело интимное, и она нуждается в поддержке матери. Да и куда бы я поехал, с моей-то работой…

Фифи не ответил, закурив очередной косяк. Того и гляди, начнет плеваться огнем. Слышен был только далекий шорох дождя на автомагистрали. Пассан представил, как сидит в засаде в фургоне, а Наоко хриплым, измученным голосом сообщает ему о рождении их первенца – больше чем в десяти тысячах километров отсюда.

– Это было ее решение, – повторил он. – И я его уважаю.

– Вот я и говорю, что она особенная. – Фифи раскинул руки, признавая очевидное.

Пассан одним махом соскочил с седла мопеда, сжимая в руке противозапорное устройство, и приблизился к панку. Тот инстинктивно отпрянул.

– Да вообще, что ты ко мне с этим лезешь? Между нами все кончено, и…

Его оборвал звонок мобильного. Он выхватил телефон:

– Алло?

– Что это за выходка с леденцами?

Наоко. С места в карьер, без единого доброго слова.

– Ты заходил домой этой ночью?

– Вовсе нет. Я…

– Не держи меня за дуру. Сейчас моя очередь. Тебе там делать нечего.

– Успокойся и скажи толком, что я такое сделал. – Ничего не понимающий Пассан попробовал добиться объяснений.

– А то, что ты ночью, как вор, пробрался в дом и положил леденцы детям в постель. Ты, уж не знаю зачем, корчишь из себя Деда Мороза, хотя мы обо всем договорились. Из-за тебя весь наш план полетел к черту. Я…

Пассан уже не слушал. Кто-то чужой проник к ним в дом. В спальню его сыновей. Это предупреждение? Угроза? Провокация?

Кто это?

– Это очень важно для детей. – Постепенно до его сознания дошел голос Наоко. – Как иначе они привыкнут к новому распорядку?

– Понимаю.

Послышался вздох. Прошло несколько секунд. Он уже собирался окликнуть ее, когда она продолжила:

– Ты должен заехать ко мне на работу.

– Когда?

– Сегодня.

– Зачем?

– Чтобы отдать мне свои ключи. Каждому по неделе, и одни ключи на двоих.

– Это просто смешно. Это…

– Приезжай до обеда.

Наоко отсоединилась. Пассан тупо смотрел на телефон. У него в голове никак не укладывалась мысль о том, что враг пробрался в их дом, проник к детям. Казалось, в животе у него проворачивают лом.

Под мокрым дождем Фифи насмешливо напевал «Мою любимую» Жюльена Клерка:

– «Когда ей холодно, известно только мне. Она глядит…»[11]

Он едва успел увернуться от противозапорного устройства, которым запустил в него Пассан.

Меньше чем через час Пассан входил в просторный холл башни, где располагалась фирма, в которой работала Наоко. Мраморный пол, ряд колонн, головокружительно высокий потолок. Каждый раз ему представлялось, что перед ним неф собора. Вместо витражей – огромные застекленные стены, в которых неотвязно сверкали другие стеклянные башни. Здесь располагалось святилище, храм бога Наживы.

Полицейский ускорил шаг. Ему казалось, будто его подошвы грохочут по мраморному полу. Компания Наоко занимала в здании два этажа. Ее аудиторская фирма славилась тем, что проверяла любые счета с хирургической точностью. По ее безошибочным отчетам ставились спасительные или убийственные диагнозы: тут все зависело от точки зрения. Ликвидация филиалов, сокращения или, наоборот, разработка еще более дерзких планов…